Странные соседи - Ирина Шишковская

чему, а там есть раритеты, которые достойны, чтобы ими пользовались.

– А картины? – Вадим был сам себе противен, но ничего не мог с собой поделать. Мачеха уже смотрела на него с нескрываемой брезгливостью, как на жабу.

– Картины – Надюше, извини, ей это будет подспорьем.

«Ничего себе, «подспорье», подумал Вадим, «да там картин на сотни тысяч евро», но сдержался и ничего не ответил отцу. Зато у него будут права на все отцовские книги, а это не какие-то картины, которые еще попробуй продай, это уже продается и неплохо. Даже сейчас, после своего приезда, Вадим был свидетелем разговора между отцом и его литературным агентом и давнем приятелем, Львом Юрьевичем. Ну как свидетелем, подслушал. Случайно! Лев Юрьевич приезжал подписывать дополнение к договору – появилась необходимость допечатки тиража. И какой книги! Той, что отец написал сто лет назад, а вот, пожалуйста, покупают.

Вадим настолько погрузился в свои мысли, что не услышал, о чем отец еще говорит:

– …так жаль, что я не успею окончить последний роман! Потому не стал рисковать и вернул аванс, хотя он почти написан, остались всего пару глав, но не смогу, не смогу….

«Так у отца есть почти готовый роман, а он вернул деньги, вот же его эта чертова щепетильность!»

В тот вечер отец больше разговаривать не мог, так был слаб. Вадим переживал, что не спросил самое главное, когда это все будет задокументировано, потому что хотелось скорее вернуться в Париж, к Моник. Отец умер через два дня. Тогда же и выяснилось, что все уже давно оформлено. Сразу после похорон мачеха приехала со специальными людьми, которые сняли картины и тщательно их упаковали. На обоях остались только светлые прямоугольники. Больше она ничего забирать не стала – тут ее вещей не было. Деньги им перевел адвокат отца, а Лев Юрьевич, переподписал с Вадимом все договора. Вадим подписывал их легко, не читая, потому что все равно ничего не понимал в этих сложных формулировках. То, что было действительно важно, агент выделил желтым маркером, особенно дату получения денег, остальное Вадима не волновало.

Но не смотря на заверения Лев Юрьевич ему все-таки перезвонил:

– Вадим, что случилось?

– Лев Юрьевич, это шутка?

– Прости, не понял.

– Мне пришло сообщение из банка о зачислении денег. Вы знаете сумму?

– Да, конечно, это же я ее переводил.

– И как вы мне это можете объяснить?

– Вадим, дорогой, это нормальный цикл любых книг, поверь.

– Но, погодите! Это же книги самого Максима Серебрянского! Да они в каждой библиотеки есть! Да его рассказы в учебниках печатаются!

– Вот на счет учебников я и хотел с тобой поговорить. Прошли изменения в школьной программе, и теперь произведения твоего отца в школе не изучаются, так что в учебниках их больше нет, а это тоже, согласись, влияет на гонорары.

– Но ведь вы приезжали к отцу перед его смертью на счет дополнительного тиража!

– Да, была допечатка, но совсем небольшая. Это был госзаказ для библиотек тюрем, за него деньги ты уже получил, сейчас посмотрю в свои записи и скажу, когда…

– Не надо! – нетерпеливо перебил его Вадим, и совершенно некрасиво, чуть не плача, спросил, – что же мне теперь делать?!

Слышно было, как полный Лев Юрьевич, страдающий отдышкой, шумно подышал в трубку и сказал равнодушным голосом:

– Не знаю, Вадим. В конце концом у тебя есть дача, можешь ее продать.

«Ну вот нет уж!», подумал Вадим и тут вспомнил о словах отца:

– Лев Юрьевич, миленький, у отца же почти готовый роман был!

– Да ты что! Я не знал! – теперь в голосе литературного агента слышался неподдельный интерес.

– Да, отец перед смертью сказал. Стоп, как это вы не знали? Он сказал, что вернул аванс, потому что две главы были не готовы.

– Мне он никакой роман не предлагал, – обеспокоенно ответил ему Лев Юрьевич, – неужели он отдавал его куда-то на сторону?

– Я не знаю! – Вадим был возбужден от неожиданно пришедшей в голову идеи, – но он говорил это! Его жена тоже слышала! А что, если я его найду, вы опубликуете?

– Конечно! О чем речь! – агент тоже оживился, – ты найди, я все устрою. Посмертная последняя книга писателя – это всегда удачный маркетинговый ход!

– А если там какие-то главы так и остались не дописаны? – испугался Вадим.

– Я тебя умоляю! Есть кому дописать. Напишут так, что ни одна экспертиза не подкопается. Ты ищи, Вадим, а я все устрою.

Вадим бросился искать, как только положил трубку. Через пару часов переворачивания вверх дном отцовского кабинета, с которого он логически решил начать, Вадим был без сил. Какие-то разрозненные черновики, которые отец не уничтожил, а зачем-то оставил, никак не тянули на недописанный роман. Но Вадим все равно бегло просмотрел их. Это были в основном зарисовки из молодости отца, начала их совместной с матерью жизни, воспоминаний о друзьях. Много было про Вахтанга, который лазил в их холодильник, а потом уехал в Америку, еще о каких-то людях, которых Вадим не помнил. Писал отец о том, какой прохиндей Лев Юрьевич, но писал это любя и не без юмора. Были и целые листы о нем, как Вадим рос, как не хотел есть кашу, как однажды лазил под столом и связал шнурки на туфлях гостей, как болел скарлатиной. Вадим уже и сам забыл многое из того, что оказывается отец помнил. Да, это мило, но это не роман! Вадим рассержено отшвырнул листки и продолжил искать. Романа нигде не было! А ведь это должна быть толстая пачка листов, такую не заметить просто было невозможно.

В голове у Вадима уже гудело. «Надо бы что-то поесть», решил он и пошел на кухню. Открыл холодильник, заглянул туда как когда-то дядя Вахтанг, но ни салями, ни сыра внутри не было. Вадим как раз сегодня думал заполнить холодильник, но теперь уже даже не известно, когда такое получится сделать. Эх, какой он дурак! Надо было попросить у Льва Юрьевича аванс в счет будущего романа! Но поздно. Перезвони Вадим сейчас, тот первым делом спросит, нашелся ли роман, а порадовать его пока было нечем.

И через два дня Вадим так ничего и не нашел. От злости собрал в кучу все найденные по дому разрозненные черновики с воспоминаниями отца, то же мне – мемуарист, и спалил их в камине к чертовой бабушке, чтобы не натыкаться на них постоянно. Их оказалось так много, что он уже не читал, а просто бросал, вначале по одному листку, а потом и это ему