Смерть на взлетной полосе - Алексей Макеев

Гуров отослал охранника, присматривавшего за Китаевым, пока его не было, и устроился за столом.

— Добрый день, — проговорил он. — Меня зовут Гуров Лев Иванович. Мне поручено провести дополнительное расследование по вашему делу. Максим Китаев, правильно?

— Правильно, — нахмурившись, произнес парень. — Хотя не сказал бы, что день такой уж добрый.

— Что вы можете добавить к своим показаниям?

— А что там добавлять? Все, что знал, я рассказал.

— Хорошо. Давай так, — сказал Лев, поняв, что сухим официозом здесь многого не добьешься. — Своим ты рассказал, они твой рассказ, как смогли, зафиксировали, и я протоколы изучил. Но сам я здесь человек посторонний, обстановку не знаю. Расскажи мне, как было дело. В документах есть нестыковки, я действительно хочу разобраться.

Китаев вопросительно глянул в лицо полковнику, как бы решая, верить или не верить. Но через минуту произнес:

— Ладно. Может, и правда что выйдет. Если вы от них не зависите, тогда… В общем‑то, ничего особенного там не было, — подумав, продолжил он. — Этот вертолет, в котором все произошло, — он старый, по‑моему, даже списанный давно. Но у Курбанского он чем‑то вроде личного авто был. Куда он только на нем не летал. И к друзьям на фазенды, и по делам своим личным. Соответственно за машиной тщательно следили, чтобы все было в исправности, чтобы с дорогим начальником чего нехорошего в полете не случилось. Хотя, строго говоря, никто не обязан был списанную машину обихаживать. Но тут уж, как говорится… приказы не обсуждаются.

— То есть он не только тебя заставлял исполнять свои прихоти? — уточнил Гуров.

— Да почти всех! — в сердцах бросил Максим. — Вся часть от него стонала. А об этих курсантиках бедных и говорить нечего, как только он их не мучил!

— Но, если я правильно понял, особое внимание он оказывал именно тебе. Почему, если не секрет?

— Потому что все «косяки» свои хотел на меня свалить и на занимаемой должности остаться. А не получилось. Вот и решил, что это я во всем виноват. Хотя не я его, а наоборот, он меня принуждал нарушать правила. Считай, силком в этот вертолет затащил, управлению мешал, не знаю, как вообще сели, а потом меня же во всем и обвинил.

— Погоди, какой вертолет? — в недоумении спросил Гуров. — Это тот «Ми‑8», где, как ты сказал, все произошло?

— Да нет, другой. Это раньше было. Тот случай, из‑за которого его сместили.

Поняв, что ему предоставляется шанс узнать подробности, которые не прочитаешь ни в каких протоколах, Гуров навострил уши.

— Он ведь не только на «Ми‑8» катался, — продолжал Максим. — Мог и другую технику запросто «освоить». Разве что на истребителях не устраивал «экскурсии» своим знакомым. А что попроще, кажется, все уже перепробовал. Как приедет кто «в гости», так и начинается. Сначала напьются в кабинете, потом в раж войдут, на приключения тянет. Вот и в тот раз так же вышло. Прислали к нам вертолет на ремонт. «Ночной охотник». Хорошая боевая машина. И неполадки‑то не особенно глобальные были. С приборами там… хотя ладно, вам это неинтересно. В общем, привели мы его в порядок и уже отправлять «домой» собирались, когда к Курбанскому в очередной раз дружбаны нагрянули. А я, как на беду, как раз в ту ночь дежурил. Напились они, как водится, и Курбанский давай хвастаться, что он здесь царь и бог. Это у него любимая тема. Дескать, что хочу, то и ворочу, любую технику могу по своему желанию использовать. Тут и взбрело ему, что, мол, раз уж на дворе ночь, нужно на «Ночном охотнике» полетать. «Тестирование, — говорит, — сделаем». И, как назло, я ему на глаза не вовремя попался. «Будешь, — говорит, — у нас за пилота».

— А ты разве пилот?

— В том‑то и дело, что нет! — воскликнул Максим. — Конечно, когда учился, была у нас и такая практика. Надо же знать, как оно все в действии работает, приборы и прочее. Доводилось и летать, и часы у меня есть, это само собой. И все же я ведь не летчик. А машина серьезная, боевой вертолет. Но ему разве объяснишь? Глаза вытаращил, орет как бешеный. Как с ним разговаривать?

— Значит, бывший командир хотел устроить на «Ночном охотнике» экскурсию для своих друзей?

— Да, я же сказал.

— Но, насколько я знаю, в боевых машинах не предусмотрены места для пассажиров. Как же он собирался их там разместить?

— Вот именно! В том‑то и дело, что не предусмотрены! Я ему так и сказал. Ничего, говорит, я его к тебе на коленочки посажу. Шутник! В «Ми‑8», там только два места — для пилота и для оператора, или, по‑другому, для стрелка, как кому больше нравится. Так он умудрился на каждое место по два человека засунуть. Одного ко мне впихнул, действительно чуть не на колени, а с другим сам внизу уселся. Там такая конструкция кабины, что оператор ниже пилота размещается. Набились мы туда, как сельди в бочку, а он доволен, дружков своих подбадривает: «Теперь будете всем хвастаться, что на боевом вертолете летали».

— И что, никак нельзя было отказаться? — спросил Гуров.

— А как я ему откажу? Он — начальник. Запросто может уволить. А у меня отец… Мой отец всю жизнь в этой части работает. Можно сказать, ветеран. Он так рад был, что я тоже по его стопам пошел. Говорит — династия. Он бы не пережил, если бы меня из части вышвырнули. Приходилось терпеть. В общем, влезли мы в эту кабину, Курбанский и говорит — заводи, мол, полетели. Как будто это мопед ему. Шутник! Тут еще этот друг его перегаром дышит, того гляди задохнешься. Я понял, что просто так не отделаться. Подумал — в воздух машину подниму, авось успокоятся.

— В такой ситуации еще и в воздух смог поднять? — удивленно взглянул на парня Лев.

— Смог. Да там все почти автоматизировано. Не очень сложно. Другое дело, что настоящий дурак любую электронику свести с ума может. Это да. С этим проблема. А мне, похоже, в соседи как раз дурак и попался. Все ему интересно, везде лезет. В общем, от аэродрома мы недалеко улетели. Не знаю, чего он там сделал, только стала машина крениться, перебои пошли, и я уж думал, что полет этот последним окажется. И не только для машины. Правда, высоту я небольшую держал. Мне и Курбанский такие «ценные указания» выдал, давай, говорит, на сверхмалых попробуем. Этот вертолет, что нам прислали, он современной модификации, может даже на пяти метрах от земли летать. Вот и попробовали. На сверхмалых. Короче, сели мы, можно сказать, набок. И винт повредили, и… Эх, да что там говорить! Уделали машину так, что любо‑дорого. Ладно, хоть без человеческих жертв обошлось. А этот — нет чтобы спасибо сказать за то, что жив остался, так он еще всю вину на меня попытался свалить. Сам меня заставил, его друзья мешали мне управлять, и я же еще оказался виноват.

— В чем? — уточнил Гуров.

— Самовольно взялся пилотировать машину, не имея допуска.

— Ловко!

— Еще как ловко! Я когда об этом узнал, просто дар речи потерял. То есть выходит, что порча вертолета полностью на моей совести оказывалась. Что сам Курбанский не только здесь ни при чем, а даже как рачительный начальник взыскание готов наложить. Хорошо, отец мне помог. Если бы не он, так бы и засудили. Но уж он постарался. И с людьми говорил, и подписи собирал. Конечно, по полной, как следовало бы, Курбанский тоже не получил, но зато хоть сам я под суд не попал. Так на нет и сошло. С меня вроде основные обвинения сняли, но и он в части остался, только в должности понизили. А какая разница? Низший или высший, для меня он так и остался начальником. А поскольку афера его не удалась, начал мстить. Дескать, не мытьем, так катаньем со свету тебя сживу. По каждой мелочи придирался. Чуть что не так — сразу рапорт. Вот и с вертолетом этим тоже. То есть я не про «Охотника» сейчас, я «Ми‑8» имею в виду. Разве это авиаинженера обязанность проверять ее, гидросистему эту столетнюю? У меня, если уж на то пошло, даже специализация совсем другая. Да и вообще это техники должны делать, а он меня заставил. И попробуй возразить. Приказы не обсуждаются.