Добровольно проданная - Наталья Шагаева

Мужчина не отрывает от меня глаз и постукивает ухоженными длинными пальцами по подлокотнику кожаного кресла. А когда прищуривается и немного подаётся ко мне, я и вовсе прекращаю дышать.

— Имя? — спрашивает он, опускает взгляд на осколки и лужицу воды, внимательно рассматривая их.

— Соня, — отвечаю очень тихо, кажется, даже не вслух. — Соня! — повторяю уже громко и немного истерично. Он просто сидит, рассматривая разлитую воду. А я чувствую себя маленькой серой облезлой мышкой в клетке с огромным львом.

— Полное имя? — требовательно говорит он. — Соня ассоциируется у меня с глупой собачкой из мультика.

К страху, напряжению и неловкости привешивается обида. Мама всегда называет меня Сонечкой, и мне нравится, звучит теплее и ласковее. Хочется высказаться. Зачем он так?! Можно же быть мягче и расположить меня к себе? Разве он не видит, как мне страшно?! Но я молча глотаю обиду, кусая внутреннюю сторону щеки.

— София!

— София, — задумчиво повторяет он. Вздрагиваю, когда а комнату неожиданно входит Лена и ставит на стол подставку, а на нее стакан с янтарной жидкостью и льдом. — Красивое имя. Мне нравится, — продолжает он, когда Лена выходит. — Пришло из Византии. София, — медленно тянет он. — Никогда не называй себя Соней! — в голосе приказные нотки, и я киваю.

Он берет со стола стакан, отпивает глоток и расслабленно откидывается на спинку кресла. На фото мужчина казался циничным, уверенным в своем превосходстве, а в жизни Адамади еще хуже. От него веет властью, надменностью и большими деньгами, которые делают из него дьявола. Никогда не хотела отдаться в руки такому мужчине. Я вообще даже не могла представить, что мой первый мужчина будет именно таким — годящимся мне в отцы.

Всегда мечтала и представляла в фантазиях, что это будет парень с четвертого курса. Иван всегда так смотрит на меня, словно я самая красивая. Он недавно перевелся в наш университет, и мы пока мало общались, и, если бы не это все, наверное, у нас могло бы что-то получиться. Он вообще первый, о ком я начала думать, как о мужчине.

— Иди в ванную, смой с себя всю косметику, расплети волосы и сними одежду. Всю полностью и обувь тоже, — требует он, лениво покручивая бокал, играя со льдом.

— Зачем?! — спрашиваю немного громче, чем следовала бы. Я совершенно не готова и не подписывала договор. Регина говорила, что это просто знакомство. Меня накрывает паникой, и я неосознанно обнимаю себя руками. Мужчина ставит бокал на подставку и вновь подается ко мне.

— Я никогда ничего не покупаю вслепую. Мне нужно убедиться, что ты стоишь тех денег, которые я за тебя заплачу! — немного агрессивно, понижая тон, произносит он.

Это тоже обидно. Но возразить нечего. Он прав. Я — товар! Добровольно себя продаю и не имею никакого права отказать покупателю в осмотре.

София

Решительно умываюсь, промакиваю лицо полотенцем, снимаю с себя платье, туфли, чулки и замираю, смотря на себя в зеркало. Белье снять тяжелее, и я зачем-то тяну время, медленно расплетая косу, расчесывая волосы пальцами. Расстегиваю бюстгальтер, снимаю его и осматриваю грудь. Соски сразу напрягаются, кожа покрывается мурашками, будто резко похолодало. Цепляю резинку трусиков и в каком-то порыве стягиваю их с себя, почти разрывая. Моя скованность, стеснительность и страх никому не нужны. Моя задача — понравиться Адамади!

Опять начинает тошнить от волнения. Открываю кран, подставляю ладошки и пью из них. Я слишком долго в уборной, время выходить. Снова умываюсь, заворачиваю кран и решительно выхожу, а у самой ноги подкашиваются. Мужчина не замечает меня или делает вид, что ему все равно, разговаривая по телефону и рассматривая подтаявший лед в бокале.

— Объясни так, чтобы понимал. Не мне тебя учить, — лениво усмехается он. — К каждому можно найти подход, безотказных людей не бывает.

Пока он слушает собеседника, я быстро прикрываю грудь волосами, а лобок — ладонями. Холодно. Мне холодно и очень стыдно, хочется провалиться сквозь землю. Он же воспринимает меня как проститутку!

— Не берет деньги, напомни ему, какая красивая и юная у него дочка, — на этой фразе Адамади поднимает глаза и смотрит на меня. А мне кажется, я сейчас задохнусь, но вдохнуть недостающий кислород все равно не могу. — Да, я через полчаса буду, — мужчина сбрасывает звонок и прячет телефон в карман пиджака.

Наступает тишина. Кажется, слышно мое тяжёлое дыхание и громкое сердце. Проходит минута, две, три, пять, тело сковывает от напряжения, а он молчит и, задумчиво подперев подбородок, скользит по мне взглядом. Стальные глаза ничего не выражают, они равнодушны. Хуже, чем стоять голой перед незнакомым мужчиной, только его равнодушие ко всему происходящему.

— Руки, — вдруг произносит он.

— Что? — голос сипнет.

— Я говорю, убери руки! — в приказном тоне повторяет он. И я убираю, опуская их безвольно болтаться. Я абсолютно чистая, депиляция не оставила на моем теле ни единого волоска, от этого лобок немного красный, и мужчина это явно замечает, устремляя туда взгляд. Он поднимается с кресла и идет на меня, а я неосознанно, на инстинктах отступаю, но заставляю себя остановиться, когда он настигает меня. Вблизи его терпкий запах душит. Нет, он не противный, очень тяжелый аромат, который заполняет собой пространство, вытесняя все вокруг, как и сам хозяин. Он поднимает руку, а я закрываю глаза, не могу выдержать его близости и давящей ауры превосходства. Чувствую себя униженной.

Константин убирает волосы с моей груди, откидывая их назад. Зажмуриваюсь в ожидании, что он начнет меня трогать. А я не хочу! Мне хочется лишь одного — бежать. Но он не трогает. Обходит меня, становится позади, настолько близко, что я кожей чувствую ткань его пиджака. И опять давящая тишина, разбавленная моим прерывистым дыханием. Нужно как-то перебороть этот страх. Мне, в конце концов, предстоит провести много времени с этим мужчиной, но, кажется, это невозможно. Дышу, как меня учили: глубокий вдох, задерживаю дыхание, насколько могу, и выдыхаю. Сжимаю кулаки, когда по телу проходит озноб. Адамади наклоняется, убирает волосы с моей шеи, лишь слегка прикасаясь кончиками пальцев, и глубоко втягивает мой запах, а потом еще и еще. Он дышит мной!

— Сколько тебе лет? — вдруг спрашивает он, и в его голосе что-то меняется, он становится более тягучим, бархатным, завораживающим.

— Девятнадцать, — а вот мой голос срывается на писк.

— Слишком юна, непосредственна и невинна. Глаза красивые, но очень много детской наивности. Ты не выдержишь, — вдруг констатирует он и еще раз глубоко вдыхает. Мужчина отходит от меня. — Ты мне не подходишь, — с нотками разочарования говорит он. — Можешь одеваться. — А я уже не могу сдвинуться с места, только обнимаю себя руками.

— Почему не подхожу?! — вдруг накрывает паникой. Если он меня не берет — значит, маме не сделают операцию в ближайшее время. И это значит… Страшно уже не оттого, что себя продаю, а оттого что все это напрасно.