Метро 2033: Свора - Сергей Чехин

Но тут Тамара Гончаренко – единственная женщина среди заседателей – вопреки сложившимся правилам и нормам озвучила вопрос, волновавший всех, кто знал о ночном расстреле, еще не подозревая, что парой невинных слов обрекает себя на опалу.

– Ну, как девочка?

Марк настраивался на выволочку, поэтому вопрос застал его врасплох. Он замер, чем привлек еще больше любопытных взглядов, ведь заминку можно трактовать по-разному: от паузы перед доброй вестью до нежелания открывать страшную тайну.

– Жить будет. Долго и, будем стараться, счастливо.

Напряженная тишина разрядилась самым неожиданным образом – преисполнившаяся чувств женщина хлопнула в ладоши, остальные подхватили, и кабинет несколько секунд дрожал от дружных аплодисментов. Но всеобщее ликование тут же было прервано ударами по столу.

– Кончайте балаган! – рявкнул Ректор, вытаращив глаза.

– Так ведь… радость-то какая… – со слезами пролепетала Тамара.

– Да?! А за ребят, пропадающих чуть ли не каждый день, тоже порадуетесь?! Давайте, рукоплещите – чего притихли?

– Сергей Николаевич, извините, – сказал Фельде и занял свое место.

Ректор дрожащими пальцами сунул шарик валидола под язык и глубоко вдохнул. Кровь отхлынула от потного лица, уступив болезненной бледности. Старик сцепил руки в замок, дождался полной тишины и произнес:

– Сборщики пропадают – факт. И этого не избежать: крейдеры, твари, аномалии и бог знает что еще. Но в последнее время бойцы стали погибать один за другим. В разных местах, в разное время, будто их нарочно выслеживали. Но у бандитов мало сил, чтобы бегать за нашими по всему городу. Значит, дело в ином. И пока я ломал голову над разгадкой, исчезли сразу десять парней – вся дневная смена. Лишь один успел выйти на связь и передать вот это. – Ярошенко положил перед собой лист бумаги и прочистил горло: – Я на ж/д вокзале. Они повсюду. Помогите.

Подняв взгляд, старик посмотрел в глаза каждому из собравшихся, и, удовлетворившись всеобщим напряжением, продолжил:

– По словам диспетчера, за бедолагой кто-то гнался. Кто именно – и предстоит выяснить. Отправная точка известна, и я сразу же пошлю «львов» проверить ее и по возможности отыскать тело. Доктор Фельде пойдет с ними – опытный медик всегда пригодится. Вопросы?

Вопросов не последовало, хотя Марка так и подмывало спросить, почему его посылают на столь опасное задание. Но ответ был слишком очевиден.

* * *

От Технолога до вокзала – два километра по прямой: частный сектор, мост через Везелку – и вот уже железная дорога. Один из самых коротких и спокойных маршрутов к центру города, где лет десять не встречали ни твари, ни крейдера. Ведь оттуда в первую очередь вынесли все, представлявшее хоть какую-то ценность, а трупы погибших во время Войны собаки сожрали еще раньше.

Белгород не бомбили в отличие от соседа Харькова, но пришедшее с юга ядовитое облако превратило большую часть людей в восковые фигуры, а растения – в идеально сохранившийся гербарий. Выжили лишь те, кто успел укрыться в многочисленных, но тесных убежищах, выходцы из которых и основали три крупнейших поселения.

Студенты и преподаватели БГТУ с помощью примкнувших позднее военных, ученых и техников превратили университет в передовой оплот научной мысли и прогресса, закрыв двери всем случайным и бесполезным. Шуховцы принимали в свои ряды только первоклассных профи, экзаменуя абитуриентов с особой дотошностью – кормить и обеспечивать уют обузе никто не станет, это против Устава и здравого смысла.

Поэтому те, кто мог и хотел трудиться, но не сумел пройти тщательнейшую проверку, заняли музейную площадь, превратив Диораму «Огненная дуга» и находящиеся рядом краеведческий и художественный музеи в неприступные крепости. Музейщики всех полов и возрастов сосредоточились на охоте, сборе и кустарщине, обменивая хабар и самоделки на еду и патроны. И если в Уставе старших товарищей почти два десятка пунктов, то у простых и свободолюбивых трудяг всего три: не убей, не укради, не обмани. Но распространяются эти законы исключительно на союзников, никоим образом не затрагивая третью сторону, представителей которой корежит от одного только слова «закон».

– Эй, док, – позвал Банан. – Как думаешь, это люди или чудища?

– Не знаю. – Марк пожал плечами и поморщился. За год безвылазной вахты в лазарете он сбросил килограммов пять, и некогда сидевший, как вторая кожа, камуфляж теперь болтался и шелестел на каждом шагу. – Могли постараться и те, и другие.

– А мне кажется, это какая-то новая тварь, – продолжал рассуждать пулеметчик, считавший тишину во время походов особо изощренной разновидностью пытки. – Такое же возможно? Или нет?

Фельде улыбнулся.

– Оглянись вокруг. Разве в этом мире осталось хоть что-нибудь невозможное?

Накрывшая город туча заразы не развеялась сама собой – ее разогнала еще одна аномалия неизвестной природы, воздушная стена, медленным смерчем кружащая над крышами, пробирающая до дрожи ненастными ночами и запредельно прекрасная летними вечерами, когда закаты окрашивают облачный нимб багряным золотом.

Двум новообразованиям, опухолям на искалеченном теле планеты, стало тесно, и они принялись поглощать друг друга, забыв о главных целях – людях, чудом получивших шанс на спасение, но распорядившихся этим даром в привычной манере. Раздробленность вместо единства, война вместо мира – там, где не справились ракеты, человек разумный сам доведет дело до закономерного итога.

Да, яд ушел из воздуха, но остался в трупах и растениях, изменяя уцелевшую живность – и хищную, и травоядную. Процесс, как начался двадцать лет назад, так и продолжается до сих пор, и пищевая эволюция не прервется, пока не останется последний кусок зараженного мяса и тот, кто сможет его проглотить. Поэтому Банан, несмотря на склонность к бездумным фантазиям, мог оказаться прав. Ведь за годы упорных изысканий так и не стало ясно, когда же бурлящий бульон вторичной биомассы перестанет изрыгать все новые, с каждым разом более уродливые виды.

Потрепанные непогодой одноэтажные домики выгнутыми террасами спускались с холма, почти впритык подступая к берегу реки, рассеченной тремя мостами: железнодорожным – по центру и пешеходными – по бокам. Белгород во многом город контрастов: частные сектора соседствуют с элитными высотками, скверы с роскошными газонами и фонтанами – с промзонами, а заросший кустарником гаражный массив может граничить с вокзальной площадью – просторной и красивой.

Но чего не отнять, так это стерильной чистоты, сохранившейся с довоенной поры. И хрустящая под ногами листва выглядела не мусором, а органичным дополнением залитых сепией улиц. Город-музей. Город-калейдоскоп. Город – ожившая фотография середины прошлого века, где застывшее время подарило всем живущим вечное лето, пробуждающее ностальгию по безвозвратно ушедшей эпохе.

– И все же не пойму… – молчать для Банана было так же сложно, как и не дышать. – Пес съел труп и превратился в тварь. А если человек отведает мертвечины?