Тайное становится явным - Марин Монтгомери

Рискну ли я снять трубку? Мой пульс подскакивает, сердце в груди начинает стучать просто бешено – я приближаюсь к панике. С телефоном у меня сложные отношения, постоянно сменяющиеся от любви до ненависти. Я неизбежно в нем нуждаюсь и ужасно боюсь того голоса, который могу услышать в трубке.

Глубокий вдох. Нужно сделать глубокий вдох. «Но только никакой гипервентиляции легких», – напоминаю я себе. Психотерапевт советовала мне найти что-нибудь, на чем можно сфокусировать внимание. Я решаю сосредоточиться на ощущении липковатого теста в ладонях. И замираю на месте, не решаясь посмотреть на автоопределитель номера. Телефон трезвонит еще пару раз и затихает. Сейчас включится автоответчик.

Я выдыхаю скопившийся в легких воздух в тот же момент, когда ее певучий голос заполняет кухню.

– Шарлотта, это я. Знаю, прошло много времени, но мне нужно с тобой поговорить. Это срочно. Я собираюсь тебя навестить, раз уж ты ни разу не удосужилась мне перезвонить, но никак не могу определиться, стоит ли мне прийти к тебе домой или лучше на работу. Сообщи, как тебе больше нравится.

В кухне повисает молчание. Я крепко зажмуриваюсь, из последних сил хватаюсь за гладкую поверхность столешницы.

Просто сотри это сообщение.

Я поднимаю глаза к потолку. Она никогда не придет. Ее не существует и она не может тебе навредить. Я повторяю это шепотом, снова и снова, словно мантру. Каждое слово стараюсь произносить особенно четко, все они мерно скатываются с моего языка.

Мои занятия сценарной речи прерывает громкий писк. От неожиданности я подпрыгиваю на месте. Духовка. Духовка разогрелась, а печенье еще даже и близко не готово. Я возвращаюсь к тесту – разделяю его на меньшие порции, мну и скручиваю. С тестом я могу делать что угодно – а вот с ней, к сожалению, нет.

На ум приходит слово «манипулировать», и я с яростью впечатываю кружок теста в поверхность разделочного стола. Тесто оседает неуклюжей кучкой, и я вздыхаю. Мне следует начать сначала, и в этот раз стоит быть аккуратнее.

Когда я уже выкладываю печенье на противень, вдруг начинает дребезжать стеклянная дверь. Этот угрожающий звук мгновенно выводит меня из равновесия. Гроза надвигается, как и обещал сегодняшний прогноз погоды, и первые раскаты грома наполняют меня тяжелым чувством тревоги. Я тяну в сторону легкие кремовые шторы и выглядываю из кухни на задний вход.

Задний двор засажен елями. Еще там есть одна огромная сосна. Все вместе похоже на маленький лес, и обычно я только рада и тени, и тому, как хвойные ветви поглощают звук, отрезая от меня шум дорожного трафика. Теперь же мне кажется, что зловещие тени так и тянут свои узловатые конечности, стремясь схватить любого встречного. Я трясу головой и, словно гиена, захожусь хохотом над тем, что мне вообще пришла в голову мысль о злобных деревьях, жаждущих куда-нибудь меня утащить.

Затем я возвращаюсь к противню с печеньем. Проворно открываю духовку и ставлю в нее противень, стараясь подражать тому, как это делала моя мать. Но сколько я ни бьюсь, мне все равно никогда не воссоздать тот уют, по которому я так тоскую. Вот бы она была тут, со мной, на кухне, чтобы разделить стакан холодного молока и приятную беседу.

Вспышка молнии застает меня врасплох. Электрические лампочки мигают – все разом. Поддавшись тревоге, я поднимаю глаза к бронзовой подвеске и некоторое время рассматриваю ее блестящую, отполированную поверхность. Затем спешу к заднему входу и задерживаю дыхание, прежде чем подергать за ручку двери и проверить, хорошо ли она закрыта. Аварийный набор со всем необходимым на случай непогоды рядом, в кладовке, и я быстро нахожу желтый фонарик. Его твердая пластиковая ручка успокаивающе ложится в мою ладонь. Интересно, батарейки еще работают? Нажимаю на кнопку, чтобы проверить, и свет заливает комнату. Можно вздохнуть с облегчением. На всякий случай еще перекладываю предметы на кухонном столе, проверяя, чтобы все было под рукой.

Вроде бы я оставляла включенным телевизор в гостиной, но из нее не доносится ни звука. Может, выключила? А переднюю входную дверь я закрыла? Не могу вспомнить ни того, ни другого. Мысленно воспроизвожу все свои действия, отбивая пальцами по столешнице в беспокойном темпе. Я готова поклясться, что телевизор был включен, – мне нравится, когда кто-то говорит на заднем плане.

Перевожу взгляд на разделочный стол и осторожно беру с него самый длинный и острый нож, который только тут есть. Медленно, на цыпочках, сдерживая рвущееся из груди дыхание, крадусь через весь дом к входной двери. Как только я убеждаюсь, что тяжелая входная дверь прочно заперта, с моих губ срывается вздох облегчения. Для верности проверяю задвижку и замок – все закрыто на совесть.

Осторожность никогда не повредит. Нож на всякий случай оставляю при себе.

Телевизор у меня висит над камином. На его экране мигает надпись «Без звука». Я включаю звук как раз в тот момент, когда в программу вещания втискивается экстренное сообщение.

– Национальная метеорологическая служба предупреждает о сильной грозе в округе Седжвик. Вероятен ущерб, вызванный градом, сильными порывами ветра и внезапным паводком. Мы настоятельно рекомендуем пользоваться автомобилем только в случае крайней необходимости. Метеорологи также предупреждают о возможном торнадо. Не выключайте телевизор и ждите дальнейших объявлений.

Я начинаю дрожать и поплотнее обхватываю себя руками, стараясь успокоиться. На коже выступают мурашки. Буря – это еще один страх, вдобавок в бездонную копилку ко всем остальным. Подхожу к окнам и раздвигаю жалюзи, чтобы взглянуть на потемневшее небо. Тяжелые, словно поглощающие свет дождевые облака появились из ниоткуда, как будто их просто пририсовали прямо поверх солнечного неба. Они смотрятся чужеродно и зловеще. Еще минуту назад надо мной была только бесконечная лазурь, а теперь на город опустилась темнота и клубящиеся низкие тучи – отсюда и до самого горизонта.

Я зажигаю спичкой несколько свечей – вдруг откажет электричество.

Вспыхивает небо, и я как зачарованная смотрю на то, как легко бежит среди облаков ветвящаяся молния, словно в каком-то танце, где каждый изо всех сил старается впечатлить своего партнера. Тишину разрывает очередной низкий грохот, и окна дрожат в унисон.

Погода совсем как жизнь – меняется за считанные секунды, и ты ничего с этим не поделаешь. Вдыхаю полной грудью, пытаясь не поддаться переполняющей меня давящей тоске. Затем с силой выдыхаю и закрываю глаза – как меня учила психотерапевт.

– Не пытайся игнорировать то, что тебя беспокоит, Шарлотта, – вспоминаю я ее слова. – Воспринимай неблагоприятное как возможность чему-то научиться. Попытайся отследить источник плохих эмоций, а не обесценивай их.

Как будто от воспоминаний так легко отмахнуться! Как будто вдохни-выдохни, и они исчезнут… Неужели так бывает? Особенно с теми, самыми неприятными воспоминаниями, которые разрушают тебя и тех, кто тебе дорог.

Когда я снова открываю глаза, то чувствую, как твердая деревянная рукоять давит мне куда-то под ребра. Морщась, я возвращаюсь на кухню и, прежде чем положить нож на место, некоторое время смотрю на свое отражение в его отполированной до блеска стали.