Прекрасная Дамаянти - Грегор Самаров

При совете, кроме того, был верховный суд, которому предоставлялась власть, совершенно независящая от совета и генерал-губернатора. Высшая инстанция этого суда находилась в Лондоне.

Назначение Уоррена Гастингса состоялось; члены совета также были уже назначены в Лондоне, однако имена их еще не были известны, за исключением одного, а именно испытанного чиновника компании мистера Барвеля, сухого, спокойного дельца, до приезда генерал-губернатора заведовавшего делами компании. Очевидно, предстоял полный правительственный переворот, вследствие чего усилилось волнение среди магометан и индусов, постоянно оспаривающих власть и влияние во всей Индии.

Ост-Индская компания старалась постепенно присвоить себе весь контроль над страной, сохраняя при этом для вида старые порядки. В Дели еще владычествовал Великий Могол, повелитель всей Индии, которому компания платила ежегодную дань. Наместники Великого Могола, набобы, управлявшие отдельными округами страны, также получали определенные суммы на личные расходы в обмен на существенную часть своих правительственных прав, хотя формально все законы и распоряжения исходили от их имени.

В самых близких отношениях к компании находился набоб Бенгалии, живший в непосредственной близости к Калькутте, в Муршидабаде. Первый министр набоба получал личное содержание в размере ста тысяч фунтов стерлингов и, кроме того, заведовал частными расходами набоба в триста тысяч фунтов стерлингов ежегодно. На нем лежало содержание блестящего двора, и за все свои действия он был ответственен только перед компанией, которая выговорила себе у набоба право назначения на эту должность. Влияние министра было огромно, потому что в то время в Муршидабаде царствовал несовершеннолетний сын последнего набоба Мир Яссир.

Места первого министра всегда особенно добивались две сильные партии магометан и индусов. На этот раз особенно хлопотали брамин магараджа Нункомар и Магомед Риза-хан, знатный магометанин персидского происхождения. Губернатор Кливе назначил министром Риза-хана, и он неограниченно властвовал над двором в Муршидабаде, индусы же злобствовали и всеми силами старались оказывать сопротивление.

Таково было положение дел в то время, когда в Калькутте ожидалось прибытие нового генерал-губернатора Уоррена Гастингса.

В полдень одного из тех ясных дней, в которые солнце бросает свои палящие лучи на пестреющий разнообразием мир Востока, одетый по-европейски мужчина лет тридцати проезжал по улицам Калькутты верхом на маленькой сильной индийской лошадке в сопровождении индийцев-слуг. Судя по наружности, он едва ли принадлежал к важным чиновникам или знатным лицам, что подтверждалось ограниченным числом сопровождавших его слуг. Его оттененное соломенной шляпой лицо сильно загорело, и коротенькую бороду свою он, вероятно, отпустил ради того, чтобы избавить себя от труда бриться. Платье его из белой бумажной ткани было просторно и удобно, а через плечо была перекинута сумка из тонкой сафьяновой кожи. Его легко можно было принять за одного из купцов, специально приезжавших в Индию из Англии, а часто и из других европейских стран, чтобы закупить товары.

Должно быть, дорога была ему хорошо известна, так как он совершенно уверенно направлял свою лошадь по улицам, пока наконец не доехал до дворца, окруженного роскошным садом. Внутрь этого великолепного и необыкновенно обширного здания, на башнях и зубцах которого развевались пестрые флаги, вели высокие ворота. Их широко открытые чугунные створки были украшены красивой резьбой с позолотой, перед ними толпилось много людей всякого рода. Тут были нищие и снующие взад и вперед слуги, торговцы и мастеровые с товаром.

Всадник довольно бесцеремонно направил свою лошадь на всю эту толпу и вскоре пробрался через высокие ворота в первый внутренний двор замка.

С той стороны ворот на позолоченном деревянном кресле сидел привратник в белой одежде и взирал на толпившийся народ с величественным спокойствием. Он был уверен, что одного его знака или мановения золотого жезла в руке будет достаточно, чтобы ему тотчас же беспрекословно повиновались.

Приезжий, встреченный привратником с величественным равнодушием, слез с коня, передал поводья одному из слуг и пошел по двору мимо ведущих в верхние этажи галерей и лестниц, отделанных цветными камнями с позолотой. Через вторые ворота он вошел в другой двор, где находились великолепные конюшни для лошадей, волов и слонов. Бесчисленное множество слуг занималось кормлением громадных, но кротких животных маслеными лепешками и рисом; другие выводили лошадей и украшали их длинные, тщательно расчесанные гривы пестрыми лентами. На более отдаленных дворах находились кухни.

Следующий двор был окружен жилищами высших чиновников и дворцовых служителей. Здесь перед воротами были устроены галереи, из которых внутрь здания вели прекрасные широкие лестницы. Под галереями сидели мужчины в белых и светлых одеждах и молодые женщины, которые читали или занимались рукоделием. Другие гуляли по двору и беседовали со спокойствием, свойственным только индусам, избегающим малейшего внутреннего волнения.

Ближайший затем двор, на который теперь вступил приезжий, вел в покои самого магараджи, выходившие окнами непосредственно в парк, раскинувшийся вплоть до берегов Хугли.

Двор был сплошь вымощен цветными камнями, образующими замысловатые мозаичные фигуры животных и растений, и весь усыпан листьями гарцинии и цветами. В золоченых клетках сидели птицы всех пород, в роскошных вольерах качались на кольцах и тонких шелковых веревочках многочисленные грациозные фигуры маленьких обезьян.

Только крики этих животных нарушали тишину двора. Слуги и чиновники позволяли себе говорить только шепотом, не смея нарушить драгоценного покоя такого знатного лица, как их высокий властелин.

Перед красивым порталом, ведущим в жилище магараджи, также сидел привратник на золоченом кресле. К нему и обратился приезжий с вопросом, будет ли ему разрешено засвидетельствовать магарадже свое благоговение.

Привратник поманил к себе слугу и подал переданный ему приезжим вырезанный зигзагами кусок картона, который при складывании с другой половиной служил удостоверением личности предъявителя. Слуга скоро возвратился и, низко поклонившись гостю, повел его вверх по лестнице.

Во всех коридорах и покоях пол был отделан разноцветными камнями и выкрашен яркими красками. Повсюду, даже на дверных притолоках и оконных переплетах, сверкало серебро и золото.

Наконец слуга благоговейно отворил отделанную золотом и драгоценными камнями дверь и пропустил приезжего в большую высокую комнату. Вся противоположная стена состояла из широких раздвижных хрустальных дверей. Они были открыты, и комната как будто продолжалась на широкой, усыпанной песком, террасе парка.

На некотором расстоянии от входа было устроено что-то вроде беседки из высоких горшечных растений, зеленая тень внутри которой еще более сгущала царивший в покоях полумрак. В этой беседке приезжий увидел группу, напоминавшую сказку из «Тысячи и одной ночи».

На широком удобном кресле из золоченого бамбука сидел сам магараджа Нункомар. Перед ним на маленьком столике замечательной мозаичной работы из золота и драгоценного дерева стояла украшенная жемчугом и драгоценными камнями шахматная доска с искусно сделанными из слоновой кости и золота фигурами, а против него на низком диване лежала молодая женщина. Магарадже было немного более сорока лет. На внешности его лежал особый отпечаток, свойственный знатным индусам касты браминов. Его высокая стройная фигура отличалась замечательной пропорциональностью и красотой сложения, члены его были гибки и изящны, и по осанке он казался еще молодым и подвижным. Подбородок и часть щек были покрыты кудрявой темно-русой бородой; большой орлиный нос с подвижными ноздрями вздрагивал при дыхании, как у породистого коня. Большие, продолговатого разреза глаза с темными, металлически блестевшими зрачками порой выражали странную смесь мечтательности и спокойного равнодушия, а подчас сверкали хитростью и почти коварным лукавством. Волосы, по цвету схожие с бородой, были схвачены повязкой из тончайшего, похожего на батист полотна, затканного серебряными и золотыми нитями.