Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910-1918 - Джордж Уильям Бьюкенен

Жизнь в Японии была в то время очень дешева, и среди прочих роскошеств я мог позволить себе небольшую племенную ферму скаковых пони. В Йокогаме, где располагались британская и другие иностранные колонии, два раза в год устраивались состязания японских и китайских пони. Соревнования проходили отдельно, так как китайские пони гораздо резвее. Японцы, большие любители конного спорта, всячески препятствовали тому, чтобы их лучшие пони попадали в руки иностранцев, но на осенних состязаниях 1882 года мне удалось в третий раз подряд на одном и том же пони выиграть чемпионскую гонку для японской породы и оставить за собой переходящий кубок стоимостью 100 фунтов. Я также выиграл соревнования в тяжелом весе, где я сам был наездником, а мой лучший пони китайской породы непременно стал бы победителем, если бы японский жокей не придержал его. Я обращался к распорядителям жокей-клуба, и они устроили ему допрос, но так как он всячески отрицал, что придержал моего пони намеренно, результаты не были пересмотрены.

В ту пору нашим посланником в Токио был сэр Гарри Паркс, очень способный человек, у которого за спиной многие годы безупречной службы. В 1860 году, когда он входил в состав делегации, возглавляемой лордом Элджином, Паркс был вероломно арестован китайцами и провел одиннадцать дней в тяжелых цепях. Он отказался покупать себе свободу на условиях, которые могли помешать успеху переговоров лорда Элджина, и был приговорен к казни. После захвата Летнего дворца приговор отменили и его освободили. Будучи посланником в Японии, он оказывал императору большую поддержку во время первых лет его правления и несколько раз чудесным образом избегал гибели от рук убийц. Его характер, однако, был не из лучших, и временами он обходился со своими подчиненными довольно круто. Однажды, это было еще до моего появления, они не могли найти депешу, которую он запросил. В раздражении он зашел в канцелярию, вытащил все бумаги из архивных папок и начал разбрасывать их по полу, пиная ногами, а затем, повернувшись к секретарям, воскликнул: «Это научит вас держать архив в порядке и сразу же находить мне нужные бумаги!» Когда я прибыл в Токио, он был в отпуске в Лондоне, и там, в министерстве иностранных дел, ему намекнули, что с персоналом следует обходиться повежливее. По возвращении сэр Паркс совершенно изменился, и по отношению ко мне он был сама учтивость. У меня не было никаких поводов жаловаться на него, за исключением длины его донесений. После того как я переписал одно из них, занявшее более четырехсот страниц, у меня появилось большое желание напомнить его автору слова, которыми Шеридан ответил Гиббону, благодарившему его за то, что в своей речи в палате общин он назвал его «блестящим писателем Гиббоном»: «Я сказал не блестящий, а плодовитый».[9]

Я уехал из Японии в начале 1883 года и на обратном пути домой делал остановки в Гонконге, на Цейлоне, в Каире, на Мальте и в Гибралтаре. После долгого отсутствия я снова попал в Вену в качестве второго секретаря посольства, и моя радость по поводу возвращения еще больше усилилась, когда я узнал, что в связи с новым назначением семейство Пэджет также переезжает в Вену из Рима.

В следующем году я заключил помолвку с леди Джорджианой Батерст – несмотря на предупреждение дорогого сэра Августа, что для бедного человека вроде меня женитьба может стать причиной краха всей карьеры. Женитьба – в любом случае рискованное предприятие, и начинать его с 1000 фунтов дохода в одной из самых дорогих европейских столиц было, без сомнения, немного необдуманно, но, к счастью, сэр Август оказался плохим пророком. Женившись, я приобрел помощницу, которая не только составила счастье моей жизни, но и – благодаря своему характеру и счастливому дару завоевывать друзей – внесла большой вклад в успешность моей карьеры. Как нам удалось прожить три года в Вене и не наделать больших долгов – для меня до сих пор загадка. У нас была очаровательная маленькая квартирка в нескольких минутах ходьбы от посольства, и мы повсюду бывали и ни в чем себе не отказывали, главным образом, благодаря доброте наших друзей. Пэджеты брали нас с собой на все балы и вечеринки, поэтому нам не нужно было держать фиакр, запрягавшийся парой лошадей (появляться в свете в экипаже, запряженном лишь одной лошадью, считалось неприличным). Иные друзья возили нас на бега или отдавали свои ложи в опере и других театрах в наше распоряжение. Наиболее разорительной статьей нашего бюджета были выезды в загородные поместья на охоту, главным образом потому, что приходилось платить большое количество чаевых, но визиты к нашим друзьям Кински, Лариче, Аппони и другим обходились без расходов.

Княгиня Паулина Меттерних, чей муж был австрийским послом в Париже во времена Второй империи, была одной из самых влиятельных и авторитетных особ венского общества. Она взяла под свою опеку Ротшильдов, и благодаря ей они были впервые допущены в высшие сферы. «Кортеж цветов», проведенный ею в Пратере,[10] так очаровал падких до развлечений венцев, что они сложили в ее честь следующее четверостишие:

Но среди всех развлечений, которые она организовывала в то время, когда мы там были, больше всего мне запомнилось музыкальное ревю в Шварценбергском дворце, названное Götterdämmerung in Wien.[12] По сюжету боги и богини, которым наскучил Олимп, в различных обличьях являются в Вену в поисках укрывшейся там Гебы.[13] Посетив все достопримечательности столицы и поучаствовав в различных увеселениях, в том числе в сценах из «Венского вальса», «Эксельсиора» и «Цыганского барона», они в конце концов находят Гебу в парке аттракционов Пратере и возвращаются на Олимп омолодившимися. Княгиня Меттерних сама вместе бароном Бургоэном, бывшим французским дипломатом, написала либретто и, призвав себе в помощь самых красивых дам австрийского аристократического общества, включая двух дочерей герцога Кински, герцогиню Монтенуово и графиню Вилчек, графиню Чернин, графиню Амели Подштатски, баронессу Бургоэн и графиню Ирму Шёнборн (которая впоследствии вышла замуж за герцога Фюрстенберга, друга императора Вильгельма), воплотила в жизнь мечту об идеале женской красоты.

Что касается политики, то служба в Вене предоставляла интересную возможность наблюдать борьбу Австрии и России за влияние на Балканах. И так как мне придется много говорить о балканской проблеме в последующих главах, то для понимания дальнейших событий будет нелишне дать краткое описание острейшего кризиса, сложившегося на тот момент в отношениях между этими странами. С начала освободительной войны Россия стремилась присоединить Болгарию к себе, и с этой целью она подчинила правительство княжества контролю особо доверенных генералов. И всякий раз, когда князь Александр решался противостоять их авторитету, ему напоминали, что он – лишь орудие в руках царя. Наконец, сочтя свое положение невыносимым, он заключил союз с Либеральной партией в надежде освободить свою приемную родину от русского господства.