Его другая любовь - Люси Доусон

— Наверное. А Пит, как всегда, пойдет в тренажерный зал.

— Близкое общение — друг предсказуемости… — проговорила Лотти рассеянно, промокая джемпер тряпкой.

— Это ты сейчас придумала? — рассмеялась я.

Лотти подняла глаза и улыбнулась.

— Возможно, я имела в виду пословицу «Знакомый черт лучше незнакомого» или «Ленивая задница дома лучше двух в кустах»? Не можем с ними жить, так зачем терпим? Не знаю.

Я подумала о Пите и улыбнулась.

— Меня мой черт устраивает. Во всяком случае, нет сил искать другого. Так что пусть будет Пит.

С ясностью, приходящей по ночам, когда мозг не занят рутинными мыслями о работе, банковских документах и бутербродах к чаю, я вдруг точно вспомнила, когда совершила первую большую ошибку.

Погрузившись в «близкое общение», я решила, что в будущем у нашей пары нет сюрпризов. Однако за последние двадцать семь часов поняла, что никогда не узнаю всего, что необходимо знать.

Двадцать семь часов назад я считала, что мы с Питом неразделимы, однако теперь ясно видела: я понятия не имею, что будет, если случится несчастье. Я совершенно беззащитна.

Когда ваша лодка начинает покачиваться, вы либо действуете как одна команда — работаете веслами, уплывая от надвигающейся черной тучи, либо делаете вид, что ничего не происходит, что это лишь ваше воображение, ветер не усилился и беспокоиться не о чем.

Может случиться, что кто-то из вас выскочит из лодки, заметив большой красивый корабль. А ты в это время возишься с парусами, натягиваешь канаты и не слышишь тихий плеск: твой товарищ выпрыгнул в глубокое, опасное, бурное море.

Часы на моей тумбочке показали 2.45, а потом и 3.15. Я сдалась и встала. Нет смысла спускаться и включать телевизор: я не способна расслабиться и следить за картинками на экране. Контроль над мозгом и телом потерян. Адреналин зашкаливает, и мысли роятся в голове, как пчелы. Лучше согрею молока и посижу спокойно.

Через четыре часа на тумбочке Пита прозвенит будильник, и он встанет. Тогда я примусь за уборку. Он никогда не узнает, что бедлам устроила я. Ничего, все пройдет, успокаивала я себя, шлепая босыми ногами по нижнему этажу дома. Сердце — точно туго натянутая кожа на барабане. Как мне быть? Есть ли выход? Я прокралась на кухню, включила свет. Глория легонько пошевелила хвостом, но из корзинки вылезать не стала. Я одна не находила себе места.

Мы снова будем счастливы. Этот кошмар не повторится. Жизнь вернется в нормальную колею. Мой день рождения… когда он был? Всего две недели назад. В тот день мы были счастливы, значит, можем быть счастливы снова! Такого веселого дня рождения я и не припомню! И все благодаря Питу. Смешно! В среду на прошлой неделе я встречалась с Луизой и Амандой. Мне должно было стукнуть двадцать девять, и я заранее готовила себя к дерьмовому подарку, который преподнесет мне Пит.

— Он должен тебя удивить, — пожала плечами Аманда. — Возможно, на этот раз подарит что-нибудь от Тиффани[4].

Она закурила сигарету, и ее большие добрые карие глаза, неизменно сводившие с ума юношей, сузились и приняли жесткое выражение. Такой взгляд необходим в банке, где работает Аманда, и те, кто ее не знает, могут составить о ней ошибочное представление. На самом деле у нее золотое сердце.

— Сомневаюсь, — ответила я. — Наверняка подарок будет такой, как всегда. DVD с фильмом, который я уже смотрела, диск с понравившейся ему обложкой, а может, что-то из одежды не по размеру или не по моему вкусу… Хотя может быть и пострашнее. Помните, он однажды попросил свою мать выбрать мне подарок?

— Ну да, припоминаю, — оживилась Луиза. — Постельное белье и луковицы гиацинта.

— Она сделала это нарочно, — сказала я. — Старая ведьма.

— А чего бы хотела ты? — зевнула Луиза. — Извини, я сегодня страшно устала.

— Что, снова Бен не давал уснуть? — спросила Аманда.

— Днем-то он спит, а по ночам никому не дает покоя. Похоже, я родила хомяка.

Аманда недоуменно заморгала.

— Хомяки ведут ночной образ жизни, — терпеливо разъяснила Луиза.

— Это я поняла. Просто… не слишком ли резко говорить так о собственном ребенке?

— Это не мой телефон? — Луиза озабоченно порылась в своей сумке. — Нет, не мой. А я подумала, звонит мама. Она сейчас сидит с малышом. Все, в порядке. Ой, прошу прощения!

— Ты пукнула? — со смехом спросила Аманда.

— Да, — смущенно созналась Луиза. — Я сейчас как волынка, и это самая меньшая из моих неприятностей. Никогда не заводите детей… Извини, Миа, ты говорила, что…

— Да, чего бы мне действительно хотелось, так это встретить день рождения не дома. В домике в стиле Кэти и Хитклифа[5] в диком месте, продуваемом ветрами. Бродить по пустынным песчаным пляжам, пока не замерзнут уши и не покраснеют носы. А потом вернуться и пить горячий шоколад возле пылающего очага. Да ладно, мало ли что я напридумаю.

— Ох уж эти мне выходные! — вздохнула Аманда. — Что до меня, то пусть Ник увезет меня подальше и покажет что-нибудь экзотическое. Но скорее всего, никуда мы не поедем, так и будем торчать дома.

— Поезжай и прихвати с собой Тима, если хочешь. — Луиза отхлебнула из бокала. — Он помирает без секса.

— Господь с тобой, Луиза. — Аманда даже рот раскрыла. — Ты ведь уже четыре месяца как родила. Разве до сих пор не можешь?

— Что? — Луиза недоуменно взглянула на нее и покачала головой. — Ну, разумеется, нет. Я так измождена. Мне кажется, что передо мной три Тима, и все они хотят секса… И это отвратительно.

В этот момент в бар вошла очень юная и симпатичная пара. Молодые люди хотели казаться взрослыми. Принаряженная девушка нервно держалась за руку своего спутника. Он высвободился и покровительственно обнял ее за талию, а другой рукой озабоченно нащупал кошелек. Они нерешительно остановились у стойки, и юноша украдкой взглянул на свою подругу, словно не веря в свою удачу, а затем с невинностью девятнадцатилетнего подростка наклонился и поцеловал ее на глазах у всех. В этом поцелуе не было ничего сексуального, но и чмоканьем это никто бы не назвал. Старомодный романтический поцелуй.

— Охх! — выдохнули мы в унисон, словно старушки, вышедшие вечером из пансиона.

Луиза, переполненная родительскими гормонами, прослезилась, а Аманда одобрительно крякнула. Я смотрела на юную пару и думала о нашем с Питом первом прекрасном поцелуе.

О боже!

Ведь сейчас я была в темной кухне с кружкой в руке. От молока, стоявшего на плите, уже повеял неприятный тошнотворно-сладкий запах. Неужели мы никогда больше так не поцелуемся? Вдруг мой план не сработает? Я не хочу больше этого кошмара! Мне кажется, это чужая, не моя жизнь! Я хочу уснуть, а потом проснуться и понять, что все мне только приснилось.