План битвы - Дмитрий Ромов

устроили, ничего этого и в помине бы не было.

— Да только вы официально не можете этого сделать. Они строю ведь не угрожают, они за строй наш горло кому хотите перегрызут.

— Не знаю, Егор, очень сильно ты меня огорчил. Очень сильно. Больше подобные шаги без консультаций не совершай, понял?

— Хорошо, Роман Александрович, вы правы, а я был неправ, погорячился, надо было с вами все детали обсудить, — соглашаюсь я и открываю дверь, чтобы завершить этот разговор. — Но я уверен, вы ещё оцените мою прозорливость. — Разрешите войти, товарищ генерал? Знакомьтесь это мой наставник, старший товарищ и друг, Роман Александрович Куренков. А это — боевой офицер, раненый герой Афгана, Даниил Григорьевич Скударнов.

— Очень приятно.

Беседа сразу сворачивает в сторону трёпа «ни о чём» и «скорее поправляйтесь», и вскоре Куренков откланивается.

— Валентина тебе привет передаёт, — говорит он прощаясь, — и пожелания скорейшего выздоровления. И открытку.

Он перекладывает авоську в другую руку и достаёт конверт.

— Спасибо большое. Вы ей от меня тоже привет передавайте.

— Передам, обязательно. Ну, будьте здоровы.

И он разворачивается к двери.

— А апельсины?

— Что?

— Апельсины, — улыбаюсь я, — не мне выходит?

— Ах, ёлки! Ну конечно, забыл совсем. Ты с этими своими решениями меня из равновесия вывел, я даже про гостинцы не вспомнил. Держи. Всё, теперь точно пошёл.

— Интересный ты парень, Егор, — заявляет генерал, когда Куренков уходит. — Вроде салага совсем, а к тебе все идут, как к товарищу Сталину прямо. Взрослые дяди, ведут с тобой взрослые речи, советуются даже. Ты кто, сын Брежнева?

— Нет, Юрий Леонидович, насколько я знаю, сейчас работает первым замом министра внешней торговли.

— Ну вот и про него-то ты знаешь. Что же ты за фрукт?

Ага, и про Афган кое-что слыхал, но всего не расскажешь.

— Нормальный, советский фрукт, сын своего времени, — улыбаюсь я. — Хотел, между прочим, добровольцем идти, интернациональный долг исполнять, но видите, заминка вышла. Теперь только на вашу протекцию вся надежда.

— Да уж, теперь, может и не возьмут, — сочувственно отвечает он и его загорелое морщинистое лицо становится задумчивым. — Тут не знаю, возьмут ли меня самого обратно… Так-то брат… А с Юрой Брежневым я, кстати лично знаком. Отличный мужик. Замечательный.

Его совершенно лысая голова покоится на мягкой подушке, а руки лежат ровно вдоль тела. Он вроде лежит, а впечатление такое, будто на плацу стоит.

— Ну что, попало? — заглядывает Оленька. — Будешь знать, как в самоволки бегать.

— Буду.

— Даниил Григорьевич, — переключается она на генерала, — я вам лекарства несу.

Генерал мужественно выпивает гадкие, судя по выражению его лица микстуры и Оленька снова переносит внимание на меня.

— Теперь ты, Егор. Поворачивайся на левый бок.

— Эй ты, недострелённый, давай-ка на укол, — посмеивается генерал.

— На-ка вот, счастье моё, апельсин съешь, — протягиваю я Оле оранжевый бугристый шар.

— Ого, красота какая, но ты мне зубы-то не заговаривай, сначала укол. Поворачивайся. Осторожнее, погоди, держись за меня, обхватывай рукой. Тише-тише. Эй! Ты куда полез! Ну-ка! Убери руку, сказала!

— Ой, прости, это я случайно, — смеюсь я.

— Случайно! Нахал! Я ему помогаю тут, а он! Бессовестный.

— Ну, это как водится, — раздаётся строгий женский голос. — Это же Брагин, а он по-другому не умеет? Да, Егор?

Неужели? Быть не может. Я аккуратно отодвигаю Олю в сторонку и вижу обладательницу строгого голоса. И строгого взгляда. И вызывающе-элегантной внешности. Просто королева, правда в данный момент снежная.

На пороге моей палаты стоит Ира Новицкая, собственной персоной, и мечет громы и молнии.

3. Возвращение

Вот это неожиданность. Сюрприз так сюрприз. Я прикрываю глаза рукой, словно закрываюсь от ослепительного источника. Такой красоты никакое зрение не выдержит.

— О… — шепчу я. — О, Ирина…

— Паяц, — беззлобно, но и без улыбки констатирует она и подходит ближе. — Вы что тут, инъекцию делаете.

«Ну, подумаешь, укол! Укололся и пошёл», — всплывают в памяти строчки из Михалкова в особо художественной интерпретации Кота.

— Можно я ему поставлю? — спрашивает Новицкая, тяжело глядя на Оленьку. — Я шлепком умею. Он даже не ойкнет у меня.

Она осматривает бедную медсестричку, как лошадь на базаре, ту аж в краску бросает.

— Что вы, — лепечет она, — нам шлепком категорически запрещают. Да и вообще, не положено. Я сама.

Она подходит ко мне с тыла и массирует мне зад спиртовой ваткой.

— Расслабьтесь, пожалуйста, Егор Андреевич, — переходит она на «вы», включая режим самосохранения.

Я, конечно пытаюсь, но полностью расслабиться в ожидании прокола филейных частей, не могу. Никогда не мог, а сейчас ещё и Ирка взглядом прожигает, как гиперболоидом. Вздрагиваю, всем телом и даже чуть морщусь, от того, что это вздрагивание отзывается маленьким электрическим ударом в плече.

Ирина изгибает уголки губ в ухмылочке. Как у неё это получается? Вроде баба, как баба, даже вот будто издевается, да только от этой ухмылки меня всего пробирает, хочется вскочить и схватить её в охапку. Вот, учись, Оленька, у прирождённых королев. И Оленька, должно быть, понимает масштаб потенциальной конкурентки и учится. Ну, и молодец.

— Ну и как ты тут живёшь, товарищ Егор? — спрашивает она, когда медсестра выходит из палаты. — Девок щупаешь?

— Ириша, ну как ты можешь такое говорить! — возмущаюсь я. — Вот Даниил Григорьевич не даст соврать. Я ему тобой все уши прожужжал.

— Здравствуйте, барышня, — улыбается генерал, подыгрывая мне. — Вы значит и есть та самая Ирина? Только о вас и говорит. Даже в бреду.

Она хмурится, берёт стул и присаживается, закидывая ногу на ногу, почти как в «Основном инстинкте». Только она несравненно лучше, чем какая-то Шерон Стоун.

— Я без подробностей, честное слово, — едва сдерживая смех, продолжаю я.

Смех из меня рвётся не из-за этих шуточек, а потому что меня переполняет радость. Я действительно очень рад её видеть.

— Так, прекрати уже свой цирк дурацкий. Я же тебя насквозь вижу, Брагин, — говорит она и перекладывает ногу. — Достукался, значит, доигрался в суперагента, или в кого ты там играешь обычно?

— Какая же это игра? Ты же видишь, враги стреляли, грудь пробили, пуля всего в двадцати сантиметрах от сердца прошла, едва жив остался. Мне, между прочим, медаль обещали серебряную.

— А золотую кому? Стрелку, что тебя не дострелил?

— Нет, ну зачем… Стрелок уже в тюрьме, а медаль может и не серебряная, но точно посеребрённая. За отличную службу по охране общественного порядка… Или как-то так. Так что готовь мне место, пойду к тебе замом. С медалью.

— Нос у тебя, Егорка не дорос ещё. Рассказывай давай, куда вляпался.

— Да, случайно зацепило. Не в том месте не в то время оказался… Ты знаешь что… Помоги-ка мне на спину перевернуться.

— Не в том месте, — она качает головой и, поднявшись со стула, наклоняется надо мной.

— Только с рукой осторожнее, с правой.

Она аккуратно просовывает свою руку и вдруг прижимается и нежно меня обнимает.

— Я скучала, — тихонько шепчет прямо в ухо.

— Я тоже, — шепчу я в ответ, а у самого по коже огонь проносится, электрический импульс, заставляющий дыбом встать каждую даже самую маленькую волосинку.

— Ладно, — говорит Ирина высвобождаясь из объятий и возвращаясь на стул. — Слушай. Планы меняются. ВССО не будет.

— Почему? — хмурю я брови. — Я уже работу планировать начал.

— Ну, можешь сходить в штаб и поделиться своими идеями, ребята будут благодарны. Но самому тебе сейчас какие стройотряды?

— Блин… Я уже несколько объектов подыскал в Узбекистане. И это же ещё на следующий год, успею поправиться.

— Я смотрю, прямо любимая республика у тебя Узбекистан в последнее время.

— Нет, пока любимая республика — это Латвия, потому что, мы вместе туда…

— Прекращай эти дела, — строго говорит Ирина, бросая быстрый взгляд на соседнюю койку, туда, где генерал читает газету, пытаясь не слушать наши разговоры.

— Короче, ВССО отменяется.

— А ты-то? Всё по плану?

— Да, по плану. Я сейчас ездила… на новое место работы, там всё подтверждено. Так что в этой части мой план действует. Через месяц примерно или, может, чуть позже поеду. Но на моё место придёт твоя широкозадая подруга, поэтому соответственно в штабе ВССО вакансий не появится.

— Как так? — удивляюсь я. — Ты же сказала, что ей рано ещё.

— Да, сказала, потому что так думала. И сейчас думаю точно так же, но товарищ Ефим хочет, чтобы всё пошло по-другому. Ну, и не только он. В общем, если в ближайшее время ничего не изменится,