Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта - Владимир Стрельников

– Это да, – кивнул сержант. – Мартын да ты, Василий, да Сеня, он хоть и послабее, но тоже почуять неупокоя сможет. Как-то спокойнее ночевать будет.

– Думаешь, товарищ сержант, что придется ночевать около мертвого города? – Молоденький полицейский опасливо поглядел на север. Как раз в ту сторону, куда убежал овчар. – Поэтому картечь с серебром взяли?

– Урядник, тебя чему учили? Любой выход за город – два патрона с серебром под личную ответственность. Береженого Бог бережет. – Сержант щелкнул по каске урядника, вынул из магазина дробовика пяток обычных патронов и бережно вставил на их место патроны с серебром, после чего добил обычной картечью.

Все правильно, первые три остались обычные, а завершают патроны с пулями на неупокоя. А то мало ли что, не простого же медведя серебром начинять. Да еще мелким, это, скорее, не картечь, а крупная дробь, примерно нолевка.

– Ладно, проверили оружие, снаряжение. – Старший первым выполнил свой приказ и уселся в шлюпочку. Вообще-то, хоть такие лодки и зовут у нас «тузиками», на самом деле это ял-четверка. Если по морской квалификации.

Вскоре мы уже стояли на яру, и бладхаунд задумчиво обнюхивал ошейник овчара. Потом пес вроде как неторопливо прошелся по обрыву, высоко задрал голову, и попер буром в кусты, сильно натягивая корду, таща за собой собаковода да еще и подвывая при этом.

– Верхом след взял, хорошо пойдем! – Сержант торопливо направился за Мартыном, за ним урядник, следом я с винтовкой за плечами, небольшим рюкзаком за спиной и корзинкой с материнской снедью в руках. А что, на рыбалке съесть не успели, так здесь смолотим, я так думаю, что на первую ночевку встанем, не доходя до мертвого города. Светлого времени осталось с гулькин нос. Не стоит по ночам шататься по развалинам. В том, что дама, приславшая записку в ошейнике пса, в мертвом городе, я как-то и не сомневался.

В принципе так и случилось.

6 июня 2241 года, воскресенье

Лесной массив на правобережье Синей, неподалеку от развалин старого города

Василий Ромашкин

– Шабаш, тут ночуем! – Старший оглядел небольшую полянку, на краю которой бил крохотный родничок. – До мертвого города еще верст двадцать, так спокойнее. Но дежурим обязательно. Я как самый старший – первый, Сеня второй, ну а тебе, Вась…

– Собачья вахта! – грустно кивнул я.

– Ну. Ты бортстрелок, тебе не привыкать, – усмехнулся сержант, со вздохом облегчения снимая с себя штатный ранец. – Так что бди утром, тем более что сейчас ночи короткие.

– Точно, – кивнул старший, обрубая лапник с соседних елок. – Встанем затемно, позавтракаем и с первыми лучами тронемся. Даст бог, еще утром будем в городе.

– В Васильевске? – спросил молодой урядник и получил короткую затрещину от сержанта. – За что, товарищ сержант?

– Не поминай старые названия неподалеку от старых городов. Не любят они этого.

Выщелкнув из рукояти пистолета магазин, заменил его на другой, с серебряными пулями:

– Тогда я спать.

Ухватив охапку колючих еловых веток, бросил их неподалеку от разводимого костра и вскоре уже дрых. На ночную вахту надо заступать, хорошо выспавшись, тем более не очень далеко от старого города…

7 июня 2241 года, понедельник

Лесной массив на правобережье Синей, неподалеку от развалин старого города

Василий Ромашкин

Лунный свет заливал лес, отбрасывая на поляну тени от высоких деревьев. Костер был давным-давно потушен, ибо нет ничего проще, чем потерять ночное зрение, поглядев в пламя костра. Вокруг кострища на разные лады похрапывали мужики, завернувшиеся в пледы.

Я сидел на выворотне на окраине поляны, на опушке леса, винтовка была прислонена к правому колену. За голенищем высокого сапога в засапожных ножнах лежал простой на первый взгляд кинжал. Точнее, тяжелый нож.

Правда, сидел и дежурил я не один. Ко мне подошел зевающий, но отоспавшийся пес Рафаль. Прямо скажем, он напарник отменный.

От поляны шел густой медовый аромат. От леса пахло хвоей и смолой. Кричали ночные птицы, наяривали цикады и кобылки, порой светящимися облачками мелькали стайки светлячков. Только комариный зудеж в межветрие портил настроение.

– Какое «волчье солнышко»! А, друже? – Я погладил лобастую башку бладхаунда, положившего голову мне на колени и пускающего слюни. – Слюнявый ты, однако, брателло. Ничего не чуешь? А вот я учуял, гости у нас, дружище.

Я встал, одновременно повесил винтовку на плечо, отряхнул штанины и потрепал вскочившего пса. Поглядел на сияющую луну, прислушался к ночи, потом внимательно «вслушался» в ночь. Что-то на грани, на пределе восприятия. Едва ощущается, еле-еле. Не открываясь, продолжил сканировать пассивно.

Ощущение здорово усилилось, разделилось.

– А вот и гостья на дымок пожаловала! – Я улыбнулся, перекинул винтовку на грудь и отщелкнул клапан кобуры. – Патрикеевна, доброй ночи. – И «ухватил» попытавшуюся метнуться лисицу. – Ну, куда ты! Покажи личико.

Лису перекорежило, плеснуло туманом. И вот на месте лисицы уже стояла молодая девушка.

– А где твои хвостики, кумушка? Их сколько, пять? – Улыбаясь, свел «ухваченные» хвосты к основной сущности. Из кустов одна за другой стали выходить девушки и сливаться с основой. Вскоре передо мной предстала статная красивая молодка с пятью хвостами, торчащими из-под юбки.

– Надо же, брюнетка. И хвосты серебряные. – Я внимательно поглядел на угрюмо стоящую девушку, залитую лунным светом. – То есть живых ты не заморочила? Не заморила?

Гулкий утробный рык Рафаля и метнувшаяся от дальних кустов рыжая молния могли бы напугать, но я ждал этого. Небольшой, огненно-рыжий в свете фонаря лисенок завис в воздухе, а потом был плавно перемещен мною к взрослой лисице.

– Эх, ни фига себе, Вась, ну у тебя и добыча! – Сонный, с обнаженным кинжалом в правой и со служебным наганом в левой, Мартын Сергеевич встал рядом со мной. – Надо же, сумел «прихватить», стрелять не стал и на нож не принял. Пятихвостка и лисенок. Вась, ты точно не хочешь работать в инквизиции?

– Там дисциплина слишком жесткая, Сергеич. – Настроение у меня резко испортилось, и для того были серьезные причины. – Сейчас ты не о том думаешь. Младшая – огневка! – И я потянул из ножен блеснувший в свете луны тяжелый нож некроманта.

– Нет!!! – Старшая лисица, к моему удивлению, сумела сделать пару шагов к нам и упала на колени, когда я «придавил» ее. – Не трогай дочь! Развей, развоплоти меня, я ее обратила, но не трогай доченьку!

– Дочь? – Сергеич удивленно поглядел на крутящуюся в воздухе и в ярости щелкающую совершенно не лисьими челюстями лисичку. – Это твоя дочь? Век живи – век учись.

– Что ты знаешь о жизни, человек? И что ты знаешь о смерти? – Стоящая на коленях женщина выпрямилась. На ее лице двумя дорожками блестели слезы. – Ты знаешь, как больно, когда ты уже умерла, а твоя дочь плачет и кричит, и зовет тебя? И ты не уходишь в свет, кружишь вокруг задыхающейся от боли девочки и ничего не можешь сделать? Я не поняла, как стала лисой, но сумела проскользнуть сквозь обломки, вылизывала лицо дочки, носила ей воду в пасти. Дочь сама ушла со мной и стала лисенком. И не ее вина, что она убила охотника, который всадил в нее две порции дроби. В лисичку-сеголетка!