Отчаянный холостяк - Сабрина Джеффрис

Джошуа покачал головой. Эта женщина могла своим острым язычком содрать кожу с мужчины, если он не сделает так, как хотела она. Но он не собирался попадаться на эту удочку.

Джошуа не ответил ей сразу же, и женщина тяжело вздохнула.

– Раньше я не понимала, почему Беа так страдала и постоянно расстраивалась, когда жила с вами. Теперь я очень хорошо понимаю.

Замечание о его сестре укололо его так, как не могли никакие другие слова.

– Вы говорите о том, что кто-то делает выводы о других, полагая, будто знает этих других. Тем не менее вы сами даже не знаете мою сестру достаточно хорошо, чтобы понять, как она не любит, когда ее называют Беа.

После его слов воцарилось молчание и тянулось так долго, что Джошуа посмотрел на леди Гвин, а потом пожалел, что это сделал. Ей явно было так стыдно, что ему захотелось взять свои слова обратно.

– Это правда? – спросила она таким тоном, что было ясно: она мучается угрызениями совести. – Или вы просто… сказали это, чтобы как-то мне досадить?

Джошуа уже подумывал, чтобы соврать, если только и для того, чтобы исчезло это выражение ее лица.

– Простите меня, леди Гвин. Беатрис придушит меня за то, что я вам это сказал.

– А почему она сама не сказала нам? Мы никогда преднамеренно не стали бы… То есть мы все думали… Нет, нам нет оправдания. – Она нахмурилась. – Просто мама стала так называть ее с самого начала, потому что ваш дядя Эрми так называл ее в своих письмах.

Джошуа вполне мог представить почему. Их дядя, предыдущий герцог Эрмитэдж, унижал Беатрис всеми возможными способами, даже имя ее сократил, и она терпеть не могла, когда ее так называли. Дядя был извращенцем и пытался заставлять Беатрис делать то, что он хотел. К счастью, ублюдок умер до того, как успел осуществить свои самые подлые планы.

Но леди Гвин не могла этого знать. И несмотря ни на что, ее угрызения совести из-за того, что не называла Беатрис правильно, улучшили его отношение к ней. Он смягчился, потому что леди Гвин на самом деле любила его сестру и сожалела о том, что сделала что-то ей не по нраву.

– Тем не менее нам следовало у нее спросить, как нам к ней обращаться. Мы были не правы, не поинтересовавшись, чего она хочет. – Щеки леди Гвин пылали уже не так сильно. – Хотя это объясняет, почему Грей всегда называет ее Беатрис. Я предполагала, что он, как обычно, ведет себя как высокомерный герцог, у которого все должно быть официально, но ему она, вероятно, сказала, как ее называть. Не могу понять, почему она не сказала нам всем.

Джошуа вздохнул.

– Она хотела соответствовать, ужиться с вами, хотела нравиться вам и людям типа вас. Она просто не хотела все это испортить, сообщая вам всем – в особенности нашей тете, – что ей не нравится этот сокращенный вариант ее имени.

– Ну, в таком случае я извинюсь перед ней, как только мы послезавтра приедем в Лондон, – тихо сказала леди Гвин. – Я понимаю, что Беа, то есть Беатрис не является моей кровной родственницей, но я все равно считаю ее членом семьи. И я хочу, чтобы она чувствовала: вся наша разношерстная компания очень рада, что она стала членом нашей семьи.

Теперь Джошуа чувствовал себя отвратительно из-за того, что вообще об этом сказал. В особенности потому, что ему нравилась их тетя, и он прекрасно знал, что она не собиралась никого оскорблять.

Тетя Джошуа и Беатрис, которую звали Лидия, также была матерью Гвин. Она вышла замуж за одного из Вулфов после смерти отца леди Гвин – за дядю Мориса, который был на дипломатической службе и практически сразу же после их вступления в брак был отправлен в Пруссию, где в конце концов стал послом.

Именно поэтому Джошуа и Беатрис только недавно познакомились с тетей Лидией и двумя ее сыновьями. Они вернулись в поместье после смерти предыдущего герцога, за которым наследовал дядя Морис.

Затем дядя Морис умер, и их кузен Шеридан стал новым герцогом Эрмитэджем. Младший брат Шеридана Хейвуд унаследует титул, если после Шеридана не останется наследника.

Сам Джошуа был сыном младшего из братьев Вулфов и мог унаследовать титул только в том случае, если и Шеридан, и Хейвуд умрут, не оставив наследников. Это казалось маловероятным, потому что оба брата были молодыми и здоровыми мужчинами.

Хотя он совсем не стремился стать герцогом. Он видел, какие усилия приходится прилагать Шеридану, чтобы заплатить все накопившиеся долги, расплатиться по всем счетам, разобраться с делами и управлять поместьем. Джошуа не хотелось всем этим заниматься. Он хотел вернуться в морскую пехоту, где служил, а не сидеть в запасе на половинном окладе. К сожалению, это было маловероятно из-за состояния его ноги, да и военный министр, который также был министром по делам колоний, даже не отвечал на его письма.

Внезапно он понял, что леди Гвин что-то сказала.

– Да? – вернулся он к действительности.

– Мы пришли.

Джошуа поднял глаза на впечатляющее здание Эрмитэдж-Холла и вздохнул.

– Пришли, – эхом повторил он. И также пришло время неприятного разговора с ее братом, герцогом Торнстоком, с которым он почти не общался.

Они вошли в дом, и им сообщили, что герцог находится в малом кабинете, где хозяева обычно писали письма. Джошуа задумался, что там делает Торнсток. Кабинет представлял собой тесную комнатенку, где помещались только письменный стол и книжная полка с альманахами за последние несколько лет. Джошуа почему-то сомневался, что этот человек станет что-то читать: Торнсток не производил впечатления человека, увлекающегося чтением.

Оказалось, что герцог нашел отличный бренди, который хранили как раз в этом кабинете. И он также что-то напряженно писал, но, очевидно, результат его пока не устраивал, потому что по всему полу валялись шарики из смятой писчей бумаги.

– Только не говори мне, что ты пишешь пьесу, как Марлоу[3], в честь которого тебя назвали, – сказала леди Гвин. – Мама будет так тобой гордиться.

Джошуа впервые услышал, как на самом деле зовут герцога Торнстока, и предположил, что это дань уважения драматургу Кристоферу Марлоу. На самом деле одному из любимых авторов самого Джошуа.

Торнсток резко поднял голову и нахмурился, глядя на сестру-близнеца.

– Герцоги пьес не пишут. Забыла? Но мы пишем огромное количество писем, черт побери.

Джошуа заметил, как герцог убрал то письмо, которое писал, в верхний ящик письменного стола.

Леди Гвин ухмыльнулась, глядя на брата, и кивнула на бумажные шарики на полу.