Аттила. Бич Божий - Морис Бувье-Ажан

Их дерзкое вторжение показало всем слабость Рима: границы Империи не были непреодолимы, а ее реакция — молниеносной. Другие варвары возьмут это на заметку. В конце концов, не желая затягивать войну и удовлетворившись захваченной добычей, аланы заключили предложенный римлянами довольно шаткий мир и ушли, подумывая о новых набегах (276 год).

Римляне и аланы снова начали все чаще сталкиваться с дикими ордами, появлявшимися в местах, в которых, казалось бы, их и быть не должно. Аланам они были знакомы несколько лучше, чем римлянам. Несмотря на свою храбрость и осторожность, аланы время от времени уже предоставляли право проезда их конникам и обозам.

Аланам даже пришлось смириться с тем, что некоторые из этих малоприятных кочевников оседали — конечно, в небольшом количестве и, в принципе, ненадолго — на их земле, большей частью на берегах Волги. Большой симпатии они не вызывали. И когда аланы отправились походом в Турцию, они не без некоторого смятения заметили, что несколько отрядов этих незваных гостей двинулись той же дорогой и даже ввязывались в стычки с ними, а потом так же неожиданно, как и пришли, ушли, и никто не знал, почему.

Это были, как впоследствии опишет их римский командир Аммиан Марцеллин, диковинные существа монголоидного типа, от которых воняло прогорклым маслом, отвратительно грязные и грубые, убивавшие ради удовольствия убивать и поджигавшие ради удовольствия поджигать. Они мало говорили, но испускали гортанные крики, похожие на хиунг, хианг, хун!

Это были первые мимолетные появления гуннов на юго-востоке Европы.

Они не отличались от множества других косматых варваров, грабителей и убийц. Ничто не предвещало того, что им предстоит объединить вокруг себя гигантские массы людей, совершить дальние походы и величайшие завоевания. О них вообще еще ничего не знали, считая заурядными разбойниками, которых рано или поздно удастся перебить. Их появление на исторической сцене осталось практически незамеченным: сколько других народов так же возникало из небытия, терроризировало мир в течение нескольких лет, а то и месяцев, и снова растворялось во мраке!

Совершенно необходимо проследить, хотя бы в общих чертах, эволюцию Римской империи с момента первого мимолетного появления гуннов до того дня, когда остро встанет вопрос римско-гуннских отношений. Долгая и полная кровавых битв борьба гуннов с Римской империей занимает главные страницы истории Аттилы — равно как и его предшественников, — и невозможно понять мотивы, способы и даже сами факты сменявших друг друга этапов этого ужасного поединка, не зная, как для него готовилась почва.

Аттила обрушился на римский мир. Следует вспомнить, как выглядел этот мир, какие события привели его к этому состоянию, в чем были его сила и его слабость.

Римская империя, союзниками, а затем врагами которой стали гунны, была двуглавой. Для осмысления политики Аттилы необходимо знать истоки и последствия этого раздвоения, неспособного сдерживать стремления к национальной независимости подчиненных и эксплуатируемых «провинций».

Несмотря на все зигзаги своей эволюции, Рим еще оставался Римом, но уже был не тот. Империя хотела быть экуменой, цивилизованным миром, цивилизованным в том смысле, который она придавала этому слову. Это стремление не раз будет объяснять поведение римлян в отношении гуннов, им объясняются союзы, войны и неожиданные смены курсов. Это был неизменный фактор. Но Аттила умел постигать и побеждать римских императоров, столь непохожих друг на друга; его дипломатия, его поведение, его войны и союзы всегда в значительной степени основывались на знании их личных способностей и характера, поэтому и нам стоит выяснить о них то, что было известно ему.

Рим, официально принявший христианство, ждал «Посланца Господня». Причины этого знать тем важнее, что они во многом объясняют, почему Аттила счел за честь быть «Бичом Господним».

Итак, в 276 году аланы согласились заключить мир. Но почему римляне не пожелали начать переговоры намного раньше, вместо того чтобы ввязываться в кровопролитную борьбу?

Тацит, как и Аврелиан до него, мечтал возродить Империю во всем ее величии. В славные времена Антонинов, особенно с правления Траяна до Марка Аврелия, Империя именовалась экуменой, то есть цивилизованным миром, — другими словами, миром, подвластным Риму. Эта экумена, не замечавшая других цивилизаций и презиравшая соседние варварские народы, должна была сохранять свое единство, несмотря на все различия составлявших ее частей.

Восстановив власть Рима над «Пальмирским царством» и Галлией Тетрика, Аврелиан провозгласил себя «восстановителем экумены». Восстановление экумены было главной идеей, смыслом существования всех этих беспокойных героев, которых позднее назовут «последними римлянами», это была неосуществимая мечта всех, кто не понимал, что мир развивается иначе.

После трагической гибели Аврелиана и бесконечных споров в Сенате императором был назначен Тацит, даже не претендовавший на верховную власть. Старик, слывший мудрецом и благодаря этому избранный, решил оправдать свое избрание, с энтузиазмом принявшись за восстановление экумены, ибо так он мыслил доказать, что действительно мудр! Он стал еще одной жертвой мечты об экумене.

Тяжелый кризис, вызванный последовавшими сразу друг за другом убийствами Аврелиана и Тацита, был прерван приходом к власти Диоклетиана, который стремился проявить себя решительным реформатором, устроителем экумены.

Далматинец Диоклетиан, уроженец Иллирии — он появился на свет в нынешнем югославском Сплите — решил навести порядок. Для поддержания единства Империи необходимо было перестроить систему управления. Так возникла тетрархия, что означает «власть по четвертям».

Один император — разумеется, он сам, Диоклетиан — становится воплощением римского единства, воплощением Рима, но территориально императорская власть распределяется между двумя императорами, каждый из которых получает титул Августа. Каждому Августу помогает в делах вице-император с титулом Цезаря. Цезарю доверяется командование примерно половиной всех территориальных войск его Августа.

Город Рим в этих условиях становится символом, производным от которого является название государства. При распределении территориальной власти он мог стать столицей империи, но это не было обязательным.

А пока что Август Диоклетиан обосновался в Никомедии на Пропонтиде (Мраморном море), защищая границы от Дуная до Евфрата, которые постоянно подвергались нападениям варваров, тогда как Август Максимиан избрал своей столицей Медиолан — Милан, обеспечивая защиту альпийских перевалов и путей сообщения с линией обороны по Рейну. Каждому Августу подчинялся его заместитель — Цезарь. Цезарь Диоклетиана, Галерий, устроил свою штаб-квартиру в Сирмии на Саве, а Цезарь Максимиана, Констанций Хлор — в Трире на Мозеле. В Риме не осталось ни августов, ни цезарей, но сам Диоклетиан и был «Римом».

Эта реформа — которая в конечном итоге приведет к разделению Римской империи на Западную Римскую империю со столицей в Риме или Равенне и Восточную Римскую империю со столицей в Константинополе — не решила проблем огромной территории и разноплеменного населения. Преобразования Диоклетиана носили оборонительный, военный характер. Император не мог разорваться, отбивая нападения и германцев, и персов, подавляя освободительные восстания в покоренных странах и крестьянские волнения дома. К внешним врагам добавлялись внутренние — багауды и узурпаторы, пытавшиеся создать свои собственные империи, как, например, римский флотоводец Караузий в Британии.