Гадание при свечах - Анна Берсенева

– Нет, я из Орла. Нас вообще на целый день сюда привезли. Сначала в Спасское, в музей, а потом на пикник куда-нибудь, – объяснила она.

– Тогда, значит, есть время, – сказал Женя, и Марине показалось, что в голосе его мелькнула короткая радость – или только показалось? – Я имею в виду, что вы можете спокойно собраться с силами, – пояснил он.

– Катюша, – спохватилась Марина, – ты почему здесь сидишь? Ну-ка беги за экскурсоводом! Не хватало еще, чтобы ты из-за меня не дослушала.

– Да ну! – скривилась Катюша. – Я про это Лутовиново сто раз в школе слышала, и мы здесь с классом были в мае.

– Беги, беги, – не согласилась Марина. – Ты умница, спасибо тебе, но дослушай экскурсию, я тебя очень прошу.

Волей-неволей Катюше пришлось подчиниться. Она отряхнула платье и выбралась на аллею. Вскоре ее фигурка исчезла среди стройных липовых стволов.

Марина смотрела теперь на Женю неотрывно. Она привыкла к его лицу, как привыкаешь к солнечному свету, выйдя из темноты. Пожалуй, она смотрела на него даже слишком пристально – так, что Женя смущенно отвел глаза. Марине было уже лучше, и головную боль ей удалось приглушить, но ей так нравилось сидеть на прохладной траве рядом с Женей, что она по-прежнему молчала, как будто не совсем оправившись.

Женя первым нарушил неловкое молчание.

– Может быть, вам воды принести? – спросил он. – Вам бы, конечно, родниковой сейчас хорошо, но хотя бы просто холодной, хотите?

– Приносить не надо, – покачала головой Марина. – У вас ведь рабочий день, правда? Я и без того вас отвлекла.

– Рабочий день – правда, – согласился Женя. – Но вообще-то у нас сейчас нет недостатка в экскурсоводах, так что меня заменят, если я попрошу.

Сердце у Марины снова забилось быстрее, когда она это услышала. Попросит! Значит, он не хочет поскорее избавиться от нее, как от неожиданно свалившейся обузы? Она вдруг поняла, что и Женя ощущает необычность их встречи на перекрестье липовых аллей, необычность всего, что произошло так мгновенно и неотменимо.

– Тогда – попросите? – полувопросительно произнесла она. – Сегодня день такой хороший, даже жаль работать…

– Хорошо, – улыбнулся Женя. – Пойдемте к дому, я с директором поговорю, а вы пока воды выпьете.

Пока он договаривался с директором и с пожилой экскурсоводшей в растоптанных тапочках, Марина умылась возле колонки, причесала влажные волосы. Она чувствовала себя даже бодрее, чем утром, когда шла по аллее к тургеневскому дому. Но странное, незнакомое чувство примешивалось к этой бодрости: как будто она потеряла что-то, но потеря эта не печалит ее и не тревожит, а даже радует.

– Все! – Женя стоял перед нею, глядя по-прежнему внимательно и чуть рассеянно. – Я договорился, Марина, и теперь вполне могу вам помочь.

– Знаете, а я уже совершенно хорошо себя чувствую, – сказала она с легким смущением. – Наверное, я напрасно вас от работы оторвала…

Женя засмеялся.

– Вы как будто извиняетесь, что не лежите без сознания! Очень хорошо, что вам лучше стало, мы теперь можем просто погулять. Ведь и правда день хороший.

– Я только водителю нашему скажу, что не поеду на пикник, – сказала Марина. – Чтобы меня не ждали.

Ей нравилось, что они говорят об этом как о чем-то самой собой разумеющемся – как будто давно ждали этого ясного августовского дня, как будто не увидели друг друга впервые всего час назад.

Они обошли дом и вошли в парк другой дорогой – не сговариваясь, чтобы не столкнуться с Марининой группой. И она снова поняла, что они с Женей думают об одном…

Они прошли через весь парк в полном молчании, но молчание не угнетало их. Когда обогнули пруд, Марине показалось, что они вышли на какую-то дорогу – только не современную, асфальтовую, а старинную, с высокими ракитами по краям.

Она спросила об этом у Жени, и он согласно кивнул.

– Здесь Екатерининский тракт начинался, – сказал он. – По нему Тургенева в три года увезли в Париж – в карете, с продуктовым обозом…

Марине показалось, что Женя вглядывается вдаль так, словно видит там удаляющийся обоз. Потом он повернулся к ней, прищурился.

– А знаете, – сказал он, – я ведь до сих пор лицо ваше не разглядел.

Тут только она поняла, отчего он прищуривается, вглядываясь в нее: просто плохо видит вблизи, дальнозоркий.

– Я отойду во-он к той раките, – засмеялась она. – И вы тогда лицо мое разглядите, как на портрете!

Время было совсем неощутимо в этот удивительный день, оно словно притаилось меж деревьев старинного парка. Марина и Женя бродили по дорожкам, то спускаясь к пруду, то выходя на поляну «лесного зала», окаймленную огромными елями. Чудесное, ничем и никем не нарушаемое одиночество охватило их; даже экскурсионные группы не попадались навстречу, словно исчезли, чтобы не мешать их самозабвенному кружению.

Марина не заметила, что они с Женей уже давно держатся за руки, как дети. Кажется, и он этого не замечал. Они то молчали, то разговаривали о чем-то – ни о чем особенном, и даже не о себе, но все равно о себе, об этом необыкновенном дне, который не мог кончиться никогда…

– Женя, вы ведь не ели сегодня! – спохватилась Марина. – Как же я об этом не подумала!

– А вы разве ели? – улыбнувшись, сказал Женя. – По-моему, мы весь день не расставались.

– Я? Да, и я… Но я не заметила.

– Я тоже…

– А вы что же, из Москвы сюда на работу приезжаете? – спросила Марина.

– Нет, – удивился он. – Не приезжаю. Почему вы решили?

– Просто… Не похоже, чтобы вы были, например, из Мценска.

– Конечно, я из Москвы вообще-то, – сказал он. – Но живу здесь, в Петровском. Это деревня такая рядом.

Марине показалось, что при этих словах по его лицу промелькнула какая-то тень. Но она не стала расспрашивать.

– А я вас даже не спросил ни о чем, – медленно произнес Женя, словно удивляясь самому себе. – Даже не спросил, кто вы. Это так странно, Марина! Я не понимаю, что со мной происходит. Мне кажется, вы были здесь всегда…

Она всматривалась в его светлые, не видящие ее вблизи глаза и думала о том же: что он был всегда и что невозможно представить, как же это – расстаться…

– Вы сказали, что в Орле работаете? – спросил он.

– Да, медсестрой в больнице, – кивнула Марина.

– Как же вы домой доберетесь сегодня? По-моему, в выходной нет вечернего автобуса, – сказал он задумчиво.

Марина почувствовала, что сердце у нее сжимается. Она вообще забыла о том, что придется куда-то добираться. Но она и не думала, что надо будет устраиваться на ночь. Ей просто казалось, что время остановилось и они с Женей всегда будут блуждать по старинному парку.

Конечно, этого быть не может, он правильно говорит. Марина почувствовала, как медленно, словно из сновидения, возвращается в привычный мир – и тут же ощутила странность происходящего: тургеневский парк, парень в клетчатой рубашке, которого она еще утром совсем не знала и которого теперь держит за руку… И одновременно – чувство легкой, необидной какой-то потери.