Прах (сборник) - Михаил Киоса

Она взглянула на него как на непроходимого тупицу.

– Живу.

– В этом хлеву? Я слышал, по государственной программе Деминск расселяли в соседние области. Тебе должны были предоставить нормальное жилье. Чего ты здесь торчишь?! Вообразила себя Робинзоном Крузо?!

Старуха пожала плечами.

– Я выросла тут. И я не предам землю, на которой прожила всю жизнь я и мои предки.

Блондин холодно улыбнулся.

– Зато здешняя земля предала тебя, – сказал он, отпуская ее подбородок. Понюхал пальцы, сморщившись, затем вытер ладонь об джинсы. – Ты уже не похожа на человека. Так, нечто среднее между животным и дерьмом.

– Зато вы очень похожи на людей, – печально произнесла она. – Настоящие «мужчины».

– Борисыч! – позвал полицейский, и блондин двинулся в соседнюю комнату. Помедлив, старуха заковыляла следом.

Камуфляжник стоял перед Романом, он разглядывал тощего инвалида с такой брезгливостью, словно перед ним был не человек, а размазанные колесом ошметки жабы, к которым уже торопливо слетались зеленые мухи.

– Ау, парень? – сказал он, помахав жесткой ладонью перед застывшим лицом инвалида. – Ты что, тук-тук?

– Оставьте его, – попросила старуха. – Он вас боится.

Капитан, скривившись, шагнул вперед:

– Бля, ну и вонь тут… Слышь, але, гараж!

Роман закрыл лицо руками, сгорбившись.

– Он болен, – снова подала голос женщина. – Прошу ва…

– Закройся! – рявкнул полицейский. Он ткнул толстым пальцем в плечо инвалида. – Ты умеешь разговаривать? Отвечай!

– Ма… ма, – всхлипнул Роман.

Блондин задумчиво провел подошвой кроссовки по еще влажному пятну посреди комнаты. Там, где несколько минут назад старуха старательно замывала кровь.

– Не старовата ли ты для матери, а? Этому парню лет двадцать пять, а ты вся мхом покрылась, – сказал он. Старуха ничего не ответила, и он вкрадчиво спросил:

– Знаешь, кого мы ищем, а? Конечно, не знаешь. Телевизора здесь нет, газеты сюда не носят, про Интернет вообще молчу. Этого урода зовут Труднов Илья. Илюшенька, мать его. Больной выродок. Насиловал в Хабаровске старух, отрубал им конечности, вытаскивал кишки, а вместо них набивал животы тряпьем, после чего зашивал. На чердаке его дома нашли шесть трупов. Эту мразь везли на очередную экспертизу, но его отбили по дороге. При побеге один конвоир был убит, второй тяжело ранен, не знаем, выкарабкается ли. У первого остались маленькие дети.

На лице старухи не дрогнул ни один мускул.

– Что, не впечатлило? – прищурился опер. – Наверное, живя среди дерьма и крыс, тебя уже трудно чем-то удивить?

Краем глаза пожилая женщина увидела, как камуфляжник направился в комнату с подвалом, и ее искривленные артритом пальцы крепко сжались.

– Ладно, Борисыч, – закряхтел капитан. Сняв фуражку, он вытер несвежим платком вспотевшую лысину. – Не хрена тут ловить. Еще чесотку подцепим или триппер какой-нибудь. Кстати…

Он приблизился к старухе.

– Я тебя помню. У тебя ведь семья куда-то исчезла. А?

– Это было давно, – бесцветным голосом ответила она.

– А это кто в коляске? Так что, нашелся сынок?

– Выходит, нашелся, – кивнула старуха, шмыгнув распухшим носом.

В комнату заглянул камуфляжник:

– Борисыч, там погреб есть.

Блондин и участковый обменялись многозначительными взглядами.

– Иди, показывай, что у тебя за яма, – сказал опер, грубо толкая старуху. Она молча зашаркала вперед, припадая на вывихнутую ногу.

– Только воняет там просто писец, – добавил камуфляжник.

Полицейский присел на корточки перед распахнутым подвалом, осторожно принюхался.

– Вы че, ссыте туда? – недоверчиво поинтересовался он, скорчив гримасу отвращения.

– Ага. И срем тоже, – с серьезным видом ответила старуха. – Кстати, мне как раз нужно облегчиться… Вы не возражаете?

Она прошла мимо камуфляжника и задрала замызганную юбку.

Полицейский потрясенно мигнул, словно не веря своим глазам.

– Шизанутая, – сплюнул он.

– Ну? Будете смотреть?! – неожиданно визгливо выкрикнула старуха, присаживаясь на корточки.

Не говоря ни слова, мужчины вышли из комнаты.

Блондин с демонстративным злорадством прошелся по выломанной двери, оставляя на расползшемся дермантине пыльные следы, и у самого выхода резко обернулся.

– Если я узнаю, что ты помогла ублюдку, я вернусь, старая кляча! – крикнул он. – И поверь, ты будешь умолять меня пристрелить тебя.

Выйдя из подъезда, они направились к забрызганному грязью полицейскому «УАЗу».

– Гнилое это место, – вдруг нарушил молчание полицейский. – Я прямо шкурой чувствовал, что какая-то херня в местном воздухе. Отравлено тут все.

– Но тем не менее эта дырявая калоша как-то существует здесь. Да еще с этим слюнявым паралитиком, – сказал блондин.

– Куда двинем? – полюбопытствовал камуфляжник, заводя двигатель.

– Куда-куда… Е…ть верблюда, – хмуро огрызнулся опер. – Возвращаемся в управление. Я свою смену отпахал, пускай другие ишачат.

* * *

Она спустилась к выходу и долго прислушивалась, но, кроме заунывного воя ветра, до ее старческих ушей ничего не доносилось. Вздохнув, старуха медленно двинулась обратно.

Некоторое время она с грустью смотрела на сиротливо валяющуюся дверь, испачканную мужской обувью. Ей было до слез жаль эту несчастную, разбитую дверь, которая служила ей много лет, защищая от сквозняка и крыс…

– Гореть вам в аду, – покачала она головой. Лишь с третьей попытки ей удалось поднять ее, кое-как прислонив к развороченному косяку.

«От крыс это не спасет – мрачно подумала она. – И от ветра тоже».

Но сейчас была проблема поважнее крыс и погодных сюрпризов.

Этот сбежавший зэк, сидящий внизу, должен помочь ей. И она расшибется в лепешку, чтобы добиться своего.

– Рома! – ласково позвала она.

Инвалид медленно убрал костлявые руки от лица, перемазанного влажно-блестящей мешаниной из слез и соплей.

– Положись на меня, – сказала старуха, беря в руку ржавый обрезок арматуры.

Скрипя зубами от боли, яростно грызущей ногу, она вернулась к подвалу. Склонилась над воняющей черной ямой:

– Вылезай. Они уехали.

«Да. Но они могут вернуться, – внезапно шепнул ей внутренний голос. – И тогда все полетит к чертям».

Плевать.

Времени почти не остается, так что придется рискнуть.