Джентльмены удачи - Виктория Токарева

– Ну, счастливо оставаться! – Славин протянул майору руку.

– Всего доброго, – улыбнулся Бейсембаеву и Трошкин. Он был уже без парика, в обычном костюме, в своем прежнем трошкинском обличье. – Извините, что напрасно потревожили.

– Это вы извините, – улыбнулся Бейсембаев.

Славин и Трошкин поднялись по трапу последними, и стюардесса закрыла дверь самолета. Трап отъехал.

– …время нашего полета – четыре часа сорок минут, – объявляла в самолете синеглазая стюардесса. – А сейчас я попрошу всех пристегнуть ремни и не курить!

– А какая разница во времени с московским? – спросил Трошкин у Славина.

– Три часа. – Славин удобнее устроился в кресле и откинул спинку.

– Так, выходит, мы в Москве будем в двенадцать? – обрадовался Трошкин. – Я еще на работу успею.

Шум моторов внезапно прекратился. В проходе снова показалась стюардесса.

– Товарищи, кто здесь Трошкин? – спросила она.

– Мы, – сказал Трошкин.

– Вас просят выйти.

Трошкин и Славин, недоумевая, двинулись следом за стюардессой. Она открыла дверь, и они увидели подъезжающий к самолету автотрап. А на трапе, как памятник на пьедестале, величественно стоял профессор Мальцев в светлой дубленке.

Официантка поставила на столик, за которым сидели Мальцев, Трошкин и Бейсембаев, четыре дымящиеся пиалы. За стеклянными стенами ресторана было видно летное поле, самолеты, поблескивающие на солнце.

Все с удовольствием принялись за еду, кроме Трошкина – он отодвинул от себя пиалу, сказал:

– Я дома пообедаю.

Профессор перестал жевать и уставился на Трошкина.

– Следующим рейсом я улетаю! – твердо сказал тот.

– Какая безответственность! – воскликнул Мальцев. – Какое наплевательское отношение к своему делу!

– Мое дело – воспитывать детей, – сдержанно напомнил Трошкин, – а не бегагь с жуликами по всему Советскому Союзу.

Мальцев бросил ложку.

– Меня вызывает полковник, – он повернулся к Бейсембаеву, – и говорит: операцию прекращаем. Почему? – говорю я. – Если эти двое не москвичи и не знают названия улиц, они могут показать их на месте! Устроим им ложный побег, и они помогут нам определить все возможные места нахождения шлема! А он мне говорит: нельзя…

– Правильно, – сказал Трошкин.

Профессор молча царапнул по нему глазами.

– Ладно, думаю, – продолжал он. – Беру нашего вице-президента, отрываю его от работы, едем в ваше министерство. Ну то, се – наконец получаю разрешение. – Профессор вытащил из папки бумагу, потряс ею в воздухе. – Представляете, как все это сложно!

– Представляю, – сказал Бейсембаев. – Я двадцать пять лет работаю в системе и первый раз слышу, чтоб мы сами устраивали побег.

– А шлем, между прочим, тысячу шестьсот лет искали и тоже первый раз нашли!

– А я что? – сдался Бейсембаев. – Приказ есть, я подчиняюсь!

– Я бросаю все дела, беру это разрешение, – продолжал Мальцев, – лечу сюда, хватаю такси, мчусь к вам в Ахбулах, отпускаю такси, бегу в тюрьму, мне говорят: «Они уехали на аэродром». Лечу обратно с преступной скоростью, останавливаю самолет в воздухе, а он говорит: не хочу!

– Не хочу! – подтвердил Трошкин.

– Видите? – с мрачным удовлетворением проговорил Мальцев, впиваясь глазами в Бейсембаева. – Не страшен враг – он может только убить! Не страшен друг – он может только предать. Страшен равнодушный! С его молчаливого согласия происходят и убийство, и предательство!

– И я б на его месте боялся! – вступился за Трошкина Славин. – Они могут разбежаться, своровать, убить…

– Не в этом дело, – сказал Трошкин. – У меня сто детей каждый год, и у каждого мамы, папы, дедушки, бабушки. Меня весь Черемушкинский район знает, а я буду разгуливать с такой рожей да еще в такой компании!

– Кстати, о бабушках, – вдруг спохватился Мальцев. – Где у меня тут был пакетик? – забеспокоился он. – Ну только сейчас я держал в руках такой целлофановый пакетик…

– Вы на нем сидите, – подсказал Бейсембаев.

Мальцев приподнялся, вытащил из-под себя сплющенный пакет, протянул его Трошкину.

– Бабушка прислала вам пирожков, – сказал он. – Сегодня утром я забегал к вашим.

– Спасибо, – вздохнул Трошкин.

На стене цементного завода в строительной зоне исправительно-трудовой колонии висел лозунг:

«ЗАПОМНИ САМ, СКАЖИ ДРУГОМУ, ЧТО ЧЕСТНЫЙ ТРУД – ДОРОГА К ДОМУ».

А под лозунгом в составе своей бригады трудились Хмырь и Косой, укладывая шлакоблоки в штабеля.

– О! Появился! – сказал вдруг Косой.

Хмырь обернулся: по двору от проходной понуро шел Трошкин-Доцент.

– Ты где был? – подозрительно спросил Хмырь подошедшего Трошкина.

– В больнице.

Хмырь многозначительно посмотрел на Косого.

– Понятно, – сказал он и принялся за свои шлакоблоки.

– Что тебе понятно? – спросил Трошкин.

– Все понятно… Золото со шлема врачу на зубы толкал, вот чего! – выкрикнул Хмырь.

– Не по-воровски поступаешь, Доцент, – упрекнул Косой.

– Ну вот что, – спокойно сказал Трошкин. – В 10.00 у арматурного склада нас будет ждать автоцистерна. Шофер – мой человек. Возле чайной в стоге сена для нас спрятаны деньги и все остальное…

– Бежать?! – спросил Хмырь. – Я не согласный. Поймают.

– И я, – сказал Косой. – Как пить дать застукают!

Лейтенант Славин заглянул в пустую автоцистерну с надписью «Цемент». Там было темно, уныло, пахло сыростью.

– Н-да… – сказал он. – Неудобный вагончик.

– Тут недалеко, потерпят, – отозвался снизу шофер.

– Повторите задание! – сказал Славин, спрыгивая на землю.

– Занять позицию, чтоб меня было не заметно. Когда увижу, что трое залезли в цистерну, – выехать, не заправляясь цементом, к Али-Бакану. На развилке возле чайной остановиться и идти пить чай, пока эти не вылезут. А дальше…

– А дальше разбегутся они все к чертовой матери! А кто будет отвечать? Славин!.. Выполняйте!

– Нет, – сказал Хмырь.

– Нет, – сказал Косой.

– Ну бывайте! – попрощался Трошкин. – Деньги ваши стали наши… – Зайдя за угол, он облегченно и с наслаждением потянулся, засунул руки в карманы и, насвистывая песенку трех поросят, зашагал к проходной.

Когда работавший Али-Баба случайно оглянулся, он увидел острый зад Косого, мелькнувший за недостроенным домом…

– Эй, постой! – за спиной Трошкина раздался шепот.