Теория выигрыша - Светлана Анатольевна Чехонадская

плюшевые ткани таких сумасшедших расцветок, что их узоры зыбило.

Женщины рода собрались в доме. Они сидели на полу и раскачивались, монотонно причитая. Все они были в платках и только одна – простоволосая. Эта простоволосая даже была слегка растрепана и даже периодически дергала себя за волосы, чтобы ее растрепанность усилилась. Женщина была наполовину седая.

«Жена, – снисходительно подумала Верка. – Но почему они все собрались? Похороны что ли?»

Как это ни удивительно, встречали именно ее – Верку. Родственник жены – тот самый сторож детдома – уже успел обежать всех других ее родственников, и теперь они сидели и жалели первую жену. Этого требовали приличия.

Не прекращая ныть, женщины поглядывали в Веркину сторону. Она не заметила в их глазах никаких чувств, кроме любопытства. Пожалуй, лишь простоволосая была немного огорчена или раздосадована. Выкрикнув еще несколько раз, она тяжело поднялась на ноги и пошла вглубь дома.

Верка присела на ковры и стала есть копченый миндаль, наваленный горками прямо на коврах.

Жена вернулась с чайником и пиалами.

«Помогай!» – приказал начальник автобазы и пихнул Верку в плечо.

Голубые глаза потемнели, как небо в грозу, но у Верки были свои планы. Вылетать отсюда в первые же минуты в эти планы не входило.

Она взяла у жены чайник, обнесла ноющих пиалами, даже послушно налила в эти пиалы чаю, после чего присела и снова принялась за миндаль. Жена ей что-то сказала, но Верка сделала вид, что по-ихнему не понимает. Она прекрасно знала, что ни одна дагестанка в городке не говорит по-русски, и значит пока хозяин вышел, можно будет валять дурочку.

«Помой казан, помой казан» – бормотала жена.

«Кого хороните-то?» – добродушно отвечала Верка.

(«Сама мой свой казан, ишачка черножопая» – думала она при этом).

Начальник тем временем ушел на базу, где уже собрались на сабантуй его сослуживцы, оповещенные все тем же сторожем детдома. Сам сторож побежал к председателю исполкома – того следовало сразу же информировать обо всех важных событиях в жизни городка.

Сторож-скороход, словно попавший в городок из сказок о Шахерезаде, тем вечером успел проинформировать всех. Новость была сообщена даже инспектору рыбнадзора, приехавшему из Калмыкии за икорной данью. Тот был человек передовой, русский, поэтому скривился и произнес: «У вас тут Средние века».

«Зачем так говоришь, дорогой? – разводя руками, бормотал начальник милиции. – Не надо средние века, зачем средние века? Кушай дорогой, пусть твои сыновья будут здоровыми». Перевязанный шпагатом сверток истекал ярко-оранжевым осетровым жиром, инспектор брезгливо вытер руку о предложенное ему крайне грязное полотенце и пошел к своей машине, повторяя: «Дикари черномазые».

О новости не была проинформирована только заведующая детским домом. Ее скороход собирался посетить в последнюю очередь. Она была дама непредсказуемая, и все мужчины городка ее слегка побаивались. Кроме того, похищение во время ссоры все-таки выглядело немного сомнительным, заведующая могла заартачиться и заявить, что для ее совести такие выкрутасы вредны. Так что скороход бегал по городу, иногда оповещая людей и по второму разу, потом он вышел в степь и стал сидеть там, куря анашу и наблюдая за невиданно красным закатом.

Через два часа солнце почти ушло за горизонт.

В степи начиналась темная жизнь, на подмостки ночи вышли стрекочущие твари. Неведомые, таинственные, иногда даже светящиеся зеленоватым светом, они наполнили блюдо степи чем-то горьким, дымным, с хрустящей корочкой. Треск стоял над степью. Над треском догорал небесный огонь.

Одурманенный скороход сидел на корточках и втягивал носом то горький запах полыни, то сладкий запах анаши. Несмотря на туман в голове, несмотря также на оглушительный треск цикад и кузнечиков, скороход прекрасно слышал все звуки городка. Они даже были преувеличенными в его гулких грезах.

…Вот закончился сабантуй на базе: ушла в степь сладкая душа барашка, стукнули косточки о собачью миску, зарычали псы.

…Чавканье.

…Пьяное бахвальство директора магазина. Он снова рассказывает, как в Москве познакомился с начальницей, и она пригласила его переночевать в своей квартире на Красной площади, напротив Мавзолея.

…Женский плач. Сын начальника милиции, как обычно, бьет свою жену.

…«Мы шли под грохот бараранов! Мы трам-та-та-рам-та в груди! С веселым другом барараном! С огнем большевистским в груди!»

Это кружок пения в детдоме. Готовятся к первому сентября.

«Барараном?» – вяло удивляется скороход и на секунду выныривает из забытья. Все его чувства дремлют, только слух не спит.

Шепот стоит над городком, он заглушает даже три городских радиоприемника…

Три? – выныривает скороход, да, три. У начальника базы радиоприемник работает тоже. В радиоприемнике говорят по-русски.

«Новая жена начальника базы слушает радио» – сквозь забытье бормочет скороход, но он уже слышит тяжелые шаги хозяина дома. …Перед домом выбоина в земле…

…Начальник базы охает и ругается по-русски.

…Хлопает калитка.

…Радио смолкает.

Сладкие облака анаши несут скорохода на небо. Легконогий, как бог язычников, он бежит над маковой поляной… Сколько прошло времени?

Скороход открывает глаза. Перед ним тьма. Она даже темнее и гуще, чем тьма в его голове. Скороход поднимает голову и видит дырявое небо. Сквозь прорехи неба горит нестерпимым белым светом мусульманский рай.

Теперь можно встать, походить немного, разминая затекшие ноги, а затем нести повинную голову в детдом, к заведующей. Теперь она может кричать и даже грозиться.

«Илена Иванесовна, такой народ, такой народ, – скажет ей скороход. – Звери! Вы правильно говорите, Илена Иванесовна, звери! Дикие, тьфу! Но, Илена Иванесовна, может быть, уже не надо ругаться? Зачем шум? Все уже, не надо… Свадьбу уже сыграли, спят уже…»…

Сторож-скороход бежит обратно в городок. На секунду ему чудится какой-то странный, какой-то не свойственный городку звук – он даже останавливается в изумлении… Прислушивается…

Звук явно идет из дома начальника автобазы…

Ну, там разные этой ночью звуки могут издаваться, начальник автобазы – джигит крепкий, еще в соку. И вот такие звуки, и вот эдакие – скороход вздыхает – но этот звук какой-то необычный. Как его расценивать?

«Ну и что ты мне скажешь?» – звенящим от злости голосом говорит заведующая. Она выступает из темноты так неожиданно, что скороход чуть не падает от страха.

– Илена Иванесовна, – начинает ныть он. – Такое случилось! Звери!

И вдруг понимает, что его остановило.

В доме начальника базы не звук, а тишина.

Гробовая.

3

Стоял тусклый осенний день, в три часа дня в комнатах зажгли электричество. Электричество было синего цвета – его производили гигантские мигающие лампы, приделанные к алюминиевым балкам на семиметровой высоте. Синий свет гудел и потрескивал. Это было здание бывшего НИИ, в его сумрачных коридорах и огромных стеклянных комнатах,