Мисс Страна. Чудовище и красавица - Алла Лагутина

Он всю жизнь проработал сторожем, но был шаманом, и к нему на поклон даже коммунисты местные ходили, те, кто в силу древних духов верил больше, чем в грядущее торжество мировой революции.

Тот шаман женился: шаманки замуж идут редко, а шаманы почти всегда женятся. И дети у него были, а когда состарился, правнука своего обучил – Бату Доржиева, отца Сандугаш.

Сандугаш в отцовскую приемную комнату заходить было запрещено. Но конечно, как любой любопытный ребенок, она туда заглядывала украдкой… Там стояли простой стол и грубые табуреты, на стене висели бубен и отцовская шаманская шуба, сшитая из кабаньей кожи и кабаньего жесткого меха. Кабан был духом-хранителем шамана: хороший зверь, сильный, свирепый, надежный защитник. В темноте большого шкафа хранились готовые мази и настои. Не все шаманы искусные травники, но Бата Доржиев травяной наукой легко овладел. Запасы трав хранились в кладовой, а жир, медвежий и сурковый, – в подполе. В комнате, кроме бубна, шубы и мебели, больше ничего не было. И совсем никаких украшений.

Когда-то Сандугаш увидела по телевизору интервью с шаманкой и подивилась, как роскошно убрана у той комната, где она принимала посетителей, в том числе журналистов: и на полу шкура, и по стенам шкуры, и ложе под меховым одеялом, и пуфики из узорчатой кожи, и рога оленьи на стенах, и сама шаманка вся разряженная… У отца Сандугаш спросить не осмелилась – спросила у мамы: «Почему наш папа так красиво не одевается? Почему к нам не пришли журналисты, а к ней пришли?»

Мама объяснила, что та женщина – не настоящая шаманка. Настоящие шаманы никогда не бахвалятся своим даром и своей силой, не дают никаких интервью, не объединяются в «Союзы шаманов Бурятии». Шаман – всегда одиночка, со своим бубном, со своим духом, и знают о нем только те, кому положено, то есть люди, для которых он говорит с духами и за которых у духов просит.

Маму Сандугаш звали Надеждой, красота ее была бело-розовой, нежной, сияющей. Волосы – облако золотистых кудрей, глаза – большие и светлые, на щеках – чуть асимметричные ямочки, для современных понятий о красоте полновата, но так папе больше нравилось. Тихая, ласковая, она нигде никогда не работала, с удовольствием хлопотала по дому и холила свою красоту: никаких покупных кремов, только пахнущие медвежьим жиром и травами мази да горькие целебные отвары, которые ее муж сам готовил. Горе за всю жизнь у нее одно было: когда много лет не удавалось родить мужу желанного сыночка. После рождения Сандугаш мама никак не могла забеременеть. В конце концов и эту проблему Бата Номгонович решил с помощью духов: на трое суток увел жену в лес… Вернулась Надежда бледная и словно бы в ступоре, сразу легла, проспала целые сутки, а когда проснулась – отказалась говорить Сандугаш, что в лесу случилось. Но Сандугаш уже привыкла к тому, что ей не рассказывают про отцовские шаманские дела. Хотя все равно спрашивала – а вдруг повезет? Изредка ведь получалось что-нибудь выведать… Однако о том, что в лесу было, мама решительно не желала говорить, а потом оказалось, что она беременна и ее нельзя волновать. Родилась двойня, оба мальчики. Назвали в честь дедушек: Петр и Номгон. Сейчас им было полтора года, и мама полностью погрузилась в заботы о них. Уставала. Отец позволил бабушке, своей теще, приходить и помогать, хотя прежде в доме не терпел присутствия даже ближайших родственников.

Сандугаш любила свою русскую бабушку Нину Сергеевну: с ней весело, можно и сериал обсудить, и модный журнал вместе полистать, повздыхать над фотографиями, и вообще бабушка вела себя, как правильная мама – и расспросит, и похвалит, и поругает. А мама была… Сандугаш не сразу даже смогла сформулировать для себя, что не так было с мамой, ведь это ее мама, ее изначальная данность. Но все же, подрастая, глядя на матерей подруг, она поняла, что ее мама – не такая, как они. Слишком погружена – и даже не в себя, а в супружество, в мужа, в свою к нему любовь, в служение. Она делала все, чтобы Сандугаш росла хорошей, достойной дочерью, вкусно ее кормила, чисто и нарядно одевала, рано начала приучать к домашнему хозяйству. Но все это она делала, словно бы душу не вкладывая, потому что не для Сандугаш старалась, а для Баты, чтобы он был доволен.

Сегодня бабушка опять гостила – Сандугаш, едва вошла, услышала ее звонкий голос и попискивания близнецов, откликавшихся на него. С кухни вкусно пахло запеченным мясом и тестом, значит, мама готовит, а бабушка с мальчишками сидит. В обычный день Сандугаш, едва скинув сапоги, побежала бы наверх, к бабушке, к братьям, которых обожала. Малышей затискать, пощекотать, обцеловать смуглые сладкие щечки. Бабушку обнять, вдохнуть запах ее духов, наговориться всласть, отвечая на миллион ее вопросов… Сандугаш даже показалось, что сквозь кухонные запахи она чувствует сладкопряный аромат «Estee» – эти духи бабушка когда-то давно за огромные деньги купила в Москве вместе с косметическим набором, в котором имелись коралловая помада, пудра, тени, румяна и тушь для ресниц. Коробка от уже давно использованного набора все еще хранилась у нее, и иностранные слова «Estee Lauder» для маленькой Сандугаш смотрелись заклинанием из далекой красивой жизни… На флакончики «Estee» бабушка копила, покупала их снова и снова. Она, хоть и работала до пенсии всего лишь кассиршей в сельском магазине, благодаря зятю не бедствовала. Даже могла накопить на духи, за которыми теперь в Москву ездить не надо было: все можно купить с доставкой по почте… Понятие дефицита исчезло, но во весь рост встало понятие дороговизны. Цена на флакончик любимых духов для простой пенсионерки из поселка Выдрино непомерная. Только Нина Сергеевна Антипова простой пенсионеркой не была: она была тещей шамана. Сам Бата, кстати, терпеть эти духи не мог и вообще не одобрял парфюмерию. Он любил только натуральные запахи, и у мамы парфюмерии не водилось, от ее волос пахло травами. Бабушка, как и все уважавшая шамана, тоже не душилась, когда шла в гости к зятю, но «Estee» пропитали ее волосы и одежду, так что от бабушки все равно ими пахло – уютный любимый аромат, от которого обычно у Сандугаш радостно щемило в груди, а сейчас вдруг захотелось заплакать.

Сандугаш не пошла к бабушке. Не пошла и к маме. Она сделала то, что позволяла себе очень редко: пошла к отцу.

К счастью, он был не в своей приемной, а в общей комнате, сидел на диване в спортивном костюме, читал журнал «Вокруг света», и тот, кто не знал, что он шаман, ни за что бы не догадался об этом – так обыденно Бата сейчас выглядел. Только глаза – пронзительный взгляд словно насквозь протыкает и крючьями тянет из души все скрытое. Даже если и не собираешься от него ничего скрывать. Просто он по-другому смотреть не может. Глянул на Сандугаш – и отложил журнал.

– Садись. Рассказывай.

Сандугаш села, куда отец указал – на диван, возле его ног, – и принялась рассказывать, разглядывая узоры на отцовских шерстяных носках.

– Папа… Я опять видела страшный сон. Но не Белоглазого. Других. Девочку видела, как она в зеркало на себя смотрит, с подружками играет, потом идет по дороге и садится в машину к чужим. Там были мужчина и женщина, они ее завезли в лес. Мужчина насиловал, а женщина держала, и ремешок ей на шею набросила, и задушила. Папа, эта девочка – настоящая, она не из других времен, она из сейчас! Ее ищут, не нашли еще. Я в Интернете посмотрела, нашла все, имя нашла, фото… Катя Симачева, одиннадцать лет. И убийцы – я же их видела! Может быть, можно как-нибудь?.. Я бы дала описание, а в полиции есть специальные художники, которые по рассказу могут нарисовать портрет…