Цусимский бой - Георгий Александровский

На его одинокие плечи легла вся безмерная тяжесть проводки этих еще по-настоящему не достроенных кораблей, с неопробованными механизмами, с неосвоенными приборами, с несплававшимися командами из Балтийского моря вокруг трех материков – Европы, Африки и Азии.

Только теперь история по заслугам оценила беспримерный поход многочисленной эскадры, гонимой из всех иностранных портов. Величие духа русских людей, их беспредельная способность переносить лишения и физические страдания, изобретательность и упорство в преодолении организационных и технических трудностей похода превратились в настоящее время в молчаливый укор равнодушной совести мирового общественного мнения того времени.

К сожалению, не русские писатели, в своем большинстве не сумевшие побороть горечь личных мелких обид, поскольку они были участниками похода, и, конечно, не советские писатели во главе с получившим сталинскую премию за свой роман «Цусима» Новиковым-Прибоем, будучи ослепленными пристрастной коммунистической демагогией, увидели в молчаливой фигуре командующего, прободрствовавшего всю темную часть ночи на мостике своего флагманского корабля, – выдающегося начальника и духовного великана. Таким его увидел и обрисовал немецкий писатель Франк Тисс.

Теперь эскадра, ведомая адмиралом Рожественским, находится в этом чужом море. На берегах островов, окруженных этим морем, живет гордый японский народ. Его сыны испокон веков плавают здесь, и море кормит их и их семьи. Молодой флот Японии суверенно властвует над этим морем. Личный состав этого флота изучил каждый угол этого моря и знает здесь каждый каприз неуравновешенной стихии.

На слегка сутулые плечи адмирала Рожественского легла забота, как провести через это опасное место не только корабли, с которыми он вышел из Кронштадта, но и дополнительную эскадру, посланную ему вдогонку из Балтийского моря и состоящую из дряхлых, тихоходных кораблей, в большинстве вооруженных устаревшей артиллерией, медленно стреляющей и не достреливающей до противника. Эта эскадра под начальством контр-адмирала Небогатова присоединилась к нему только три недели тому назад. Она же сделалась тяжелой обузой для бригады современных броненосцев, составлявших первый отряд его эскадры.

Мало того, что делать с еще более тихоходными транспортами, которые было приказано обязательно довести до Владивостока? На этих транспортах находились запасные части и снаряды, которые считалось невозможным доставить во Владивосток по железной дороге, перегруженной перевозками для армии.

В беспросветную тьму взирали озабоченные глаза адмирала. За его высокой спиной сосредоточенно смотрели вперед вахтенные офицеры, штурманы и сигнальщики. Рулевые твердо сжимали колесо штурвала, направлявшего флагманский корабль и всю эскадру кратчайшим путем на Владивосток.

Глазам бодрствовавших представилась картина последней якорной стоянки в Индокитае, когда флагманский корабль, как мгновенно вспыхнувшая свеча, разоделся многофлажным сигналом. Он сокращенно гласил: «Японцы беспредельно преданы престолу и родине, не сносят бесчестья и умирают героями. Но и мы клялись перед Престолом Всевышнего. Господь помог одолеть тяготы похода, доселе беспримерного. Господь укрепит и десницу нашу, чтобы кровью смыть горький стыд Родины».

К концу ночи стало заметно светлее. Свет взошедшей луны серебрил верхнюю кромку тумана. На белесоватом фоне начали выделяться мачты, трубы, снасти.

Но стало также заметно свежее. Холодная сырость забиралась за воротник бушлата и пронизывала тело до костей. Липкая мокрота наполняла легкие и вызывала приступы кашля.

На мостике флагманского корабля его командир капитан 1-го ранга Василий Васильевич Игнациус сменил командующего. По словам прикомандированного к штабу командующего капитана 2-го ранга В. Семенова, командир «Князя Суворова» принадлежал к разряду офицеров, убежденных, что поход Второй Тихоокеанской эскадры является чистейшей авантюрой, и, если Николай-угодник не поможет проскочить незамеченными японцами во Владивосток, то судьба его корабля, идущего головным, неизбежно закончится трагично. Придя к этому выводу, Игнациус ни на минуту не терял своего всегда жизнерадостного и бодрого настроения, шутил, острил, интересовался всеми мелочами судовой жизни и матросского обихода. И сейчас он был настроен шутливо, говоря: «Ну, можно считать, что ночь прошла благополучно. До сих пор японцы нас не открыли. Все перекликаются по радио. А теперь хоть открой – поздно. До рассвета всего часа два. Миноносцев, если даже и под рукой, не успеют собрать. Да и где найти в такую погоду. Смотрите – хвоста эскадры не видно. Вот только ветер мне не нравится. Свежеет. Как бы не разогнал тумана. Ну, тогда – завтра же и крышка. Кому что, а “Суворову” – капут. А вдруг туман еще гуще станет?» Голос Игнациуса совсем повеселел. «Японцы уже сутки кругом бродят, а нас открыть не могут. Если прозевают, то после нашего второго прихода сюда, уже из Владивостока, другой разговор будет. Вот потеха настанет». И Игнациус начал весело смеяться, закрывая платком рот, чтобы не разбудить адмирала, только что уснувшего на мостике в кресле.

Но в пятом часу утра с правого борта приблизился незнакомый корабль, который, продержавшись короткое время на параллельном курсе, скрылся в предрассветном тумане. Как впоследствии выяснилось, это был японский дозорный вспомогательный крейсер «Синано-Мару», наведенный на эскадру отличительными огнями одного из русских госпитальных судов. Он немедленно по радио сообщил командующему японским флотом адмиралу Того все необходимые ему сведения о том, каков состав, походный строй и курс русского флота.

В эфире немедленно начался переполох. Радиотелеграммы посыпались, как из рога изобилия. Не было сомнений, что русская эскадра была открыта. Адмирала разбудили.

В это время над горизонтом, заволоченным мглой, медленно поднимался тусклый диск солнца. Сквозь молочную пелену плоский шар казался распухшим и точно налившимся кровью. Бесформенные тени быстро сокращались. Туман отступил дальше от кораблей и держался ближе к горизонту. Вскоре можно было разглядеть русский флот, построенный в две боевые колонны.

Правую колонну вел «Князь Суворов». За ним следовали три однотипных с ним броненосца: «Император Александр III», «Бородино» и «Орел». В кильватер за ними шел второй отряд с флагманским кораблем «Ослябя». Этот корабль также был недавно окончен, хотя строился уже давно и представлял собой экспериментальный тип судна. За ним следовали уже старые броненосцы «Сисой Великий» и «Наварин» и совсем уже старый «Адмирал Нахимов». Последние два корабля были вооружены старыми орудиями, мало действительными в современном бою.

Левую колонну возглавлял самый старый и наиболее тихоходный броненосец «Император Николай I», также вооруженный устаревшей артиллерией. Ему в кильватер держались броненосцы береговой обороны, построенные для плавания в мелководных фарватерах между шхерами Балтийского моря, но не для эскадренного боя на океанских просторах. Это были «Генерал-адмирал Апраксин», «Адмирал Ушаков» и «Адмирал Сенявин». Колонну заключали два новых и быстроходных крейсера «Олег» и «Аврора» и два уже совсем дряхлых и тихоходных крейсера «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах».