Пантера Людвига Опенгейма - Дмитрий Агалаков

Голос г-жи Блонк был чист и музыкален. Но, несмотря на все изящество и изысканность, в ней чувствовалась сила, упругая гибкость и ловкость акробатки.

После краткого обмена любезностями г-жа Витгофф, предоставив мужу управляться с гостями самому, возвратилась в дом и поспешила в библиотеку.

Но, едва открыв двери, вскрикнула и отпрянула назад. Перед ней возникла белая маска – лицо г-на Кита. Точно испугавшись чего-то, он и сам отступил в сумрак библиотеки.

– О, мэтр?!. – только и смогла пролепетать фрау Витгофф.

Мертвенно бледный, г-н Кит уставился на кончик носа хозяйки дома.

– Мне нездоровиться, сударыня, – сказал он. – Прошу вас, проводите меня в мою комнату.

Хозяйка слабо улыбнулась:

– Может быть, доктора? У нас есть…

Фрау Витгофф не договорила: глаза мэтра обожгли ее льдом.

– Не стоит, – ответил он, огромный и непроницаемый, как колонна, выдвинув вперед великолепную грудь в белоснежной манишке и лопату седеющей бороды.

Не проронив ни слова, лишь растерянно посмотрев на него, супруга бургомистра заскользила по коридору. Г-н Кит не отставал от нее ни на шаг.

Комната для г-на Кита оказалась в том же крыле, что и библиотека, только на третьем этаже. Показать ее гостю раньше не удалось – лучшие апартаменты Марта только готовила.

– Вы, кажется, пришли с каким-то сообщением, фрау Витгофф? – спросил он, когда они поднимались по лестнице.

– Разве? – ответила она вопросом на вопрос и тут же вспомнила, что именно за этим и пришла. – Ах, да, конечно, приехал наш друг, Альфред Грубер, и… некая дама, Эвелин Блонк, – фрау Витгофф сдержанно улыбнулась, – обворожительная женщина!..

Но лестница закончилась, они вышли на третий этаж.

– Мы пришли, – перед второй дверью справа проговорила фрау Витгофф. – Это лучшая комната, мэтр. Я думаю, она вам понравится. Если позволите, Марта принесет вам порошки от головной боли.

– Благодарю вас, сударыня, я не пользуюсь лекарствами, – ответил он. – И, прошу вас, сделайте так, чтобы меня никто не беспокоил. – Г-н Кит пытливо посмотрел на хозяйку дома. – Никто.

Затем он круто повернулся – и тут же дверь за его спиной захлопнулась. И как последнее слово, чья истинность не подлежит сомнению, глухо и четко стукнула щеколда засова. Озадаченной фрау Витгофф оставалось только недоуменно пожать плечами и удалиться прочь.

Ощущая лопатками дверь, г-н Кит разжал веки и огляделся. Он стоял в просторной и уютной комнате. Растопленный камин дышал теплом…

Когда женщина, приехавшая с Грубером, неожиданно повернулась с запрокинутой головой в сторону библиотеки, он почувствовал, что сходит с ума.

Не опуская головы, женщина прошла вдоль клумбы и остановилась напротив окна библиотеки, за которым, трепеща, стоял он. Через несколько секунд взгляд ее случайно скользнул по окнам второго этажа и на мгновение, так же совершенно случайно, коснулся его глаз. Сотая доля секунды, но словно электрический разряд пронзил обоих.

Дыхание его перехватило, он отпрянул от окна…

Он не мог и боялся пошевелиться. А затем сорвался к выходу, но двери распахнулись перед самым его носом, и на пороге выросла фрау Витгофф. Он отшатнулся: на какой-то миг ему показалось, что в дверях библиотеки стоит другая женщина…

Придерживаясь за подлокотники, доктор сел в высокое, обтянутое кожей кресло у самого камина. Прошло минут десять, когда плечи его дрогнули и он сдавленно прошептал:

– Этого не может быть! Ведь она… она умерла.

А потом закрыл лицо ладонями, и когда отнял их, в глазах его трепетали горечь и страх – больше ничего. Запоздавшим гостям уже, верно, сообщили о предстоящем лечебном сеансе. А что, если выйти сейчас – первому сделать шаг?

Он затряс головой: нет! Это было выше его сил…

В камине треснула головешка. И тут г-н Кит запустил пальцы в густую седеющую шевелюру и хрипло застонал.

«Вот и все, вот и все», – твердил он, как заклинание. В этом маленьком захудалом городишке, в доме бургомистра, на улице Черных сорок, в душной комнатке захлопнулась его мышеловка.

Тихо потрескивая, в камине вспыхивали и гасли угли. Обхватив голову руками, он сидел сгорбленный, вросший в кресло, озаряемый горячим, мерцающим пламенем.

Несколько раз он слышал, как мимо его двери проходили. Шаги возникали, со стуком надвигались и растворялись в пространстве длинного коридора.

Прошло не менее часа, прежде чем за дверью в коридоре вновь послышались шаги – легкий стук каблуков по паркету. Они приближались и вскоре замерли у его порога.

Вздрогнув от стука, чуть помедлив, он встал с кресла и на цыпочках подкрался к двери.

– Кто? – он вздрогнул, не узнав своего голоса – чужого и хриплого.

Но к чему этот нелепый вопрос?..

За дверью было тихо. Так тихо, что казалось, за ней нет никого. Глухая тишина, сводившая с ума, заполнила и комнату. Только тихо потрескивали угли в камине и тяжело и громко билось его собственное сердце.

«А если все это галлюцинации? – думал он. – Если не было ни стука, ни черного, как преисподняя, автомобиля, ни злополучного города?»

И не было всей его предыдущей жизни?

Но стук повторился, и вместе с ним оборвалось сердце доктора. Тщетно желая справиться с дрожью в руках, он отодвигал щеколду засова…

– Здравствуй, Давид, – голос ее был ровный, но незнакомый ему инструмент влился в гармонию таких привычных звуков, делая их далекими и чужими.

Он набрался мужества и взглянул ей в глаза.

– Здравствуй, – чуть помедлив, сказал он и отступил.

Волосы его гостьи в слабом освещении коридора отливали медью. Она успела переодеться – дорожный костюм сменило темно-зеленое открытое вечернее платье с бриллиантом в складках у правого плеча. Гостья вошла и, едва осмотревшись, села в кресло у камина, то самое, что двумя минутами раньше занимал он.

– Закрой дверь на щеколду, – тихо сказала она.

Тот, кто был одновременно доктором китайской медицины, г-ном Китом, мэтром, а теперь еще и Давидом, незамедлительно выполнил просьбу.

Солнце уходило за запад, и одна половина лица его гостьи, сидящей в кресле, сейчас – рыжеволосой, еще освещалась тусклым, голубовато-розовым вечерним сиянием, другую заливали красные и желтые отсветы каминного огня. Было в этом сочетании что-то карнавальное и таинственное.

Перед ним сидела Лея! Живая Лея во плоти и крови!

– Как видишь, Давид, я жива, – словно читая его мысли, печально усмехнулась она. – Ты рад?

Доктор промолчал.

«Ее руки, – думал он, – красивые, тонкие, сильные. Ее руки…» Значит, Лея жива? Но тогда, может быть, мертв он?