📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРоманыСиндром Настасьи Филипповны - Наталья Миронова

Синдром Настасьи Филипповны - Наталья Миронова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 80
Перейти на страницу:

Но фестиваль мелькнул зарницей, пришло время пожинать плоды. Мать Юли родилась первого мая 1958 года. В тот год в апреле — мае в Москве появилось на свет немало детишек с темной кожей. Их называли детьми Международного фестиваля молодежи и студентов. Чувство самоотверженного братства и всеобщего праздника испарилось. Многие из этих детей оказывались в детских домах: их легкомысленные московские мамаши не желали взваливать на себя такую обузу. Так получилось и с Юлиной мамой. Отца она не знала, матери тоже. До восемнадцати лет она не знала иной жизни, кроме детдомовской. Эта жизнь никому не показалась бы раем, но для темнокожей девочки она обернулась адом кромешным.

Маленькие дети не чувствуют расовых различий и, если им не мешать, спокойно играют вместе. Зато они очень чутко улавливают настроения взрослых. К темнокожей девочке детдомовские воспитатели относились не так, как к другим детям, и она очень скоро поняла, что она изгой, хотя и не знала еще этого слова.

Воспитатели и нянечки обсуждали ее вслух прямо при ней, словно она была глухой. Обсуждали ее кожу, ее умственное развитие, ее скрытые до поры до времени болезни и пороки. Другие дети стали ее жестоко дразнить, а ей и пожаловаться было некому. Ее открыто обижали, даже били, и никто из воспитателей не думал за нее вступаться. Она научилась давать сдачи, но она была одна, а их было много, и они очень скоро познали сладость безнаказанной травли.

В детдоме было голодно. Кормили очень однообразно, чаще всего давали водянистое, комковатое картофельное пюре и гречневую кашу с молоком. Она терпеть не могла гречневую кашу, ее тошнило от молока. Другие дети норовили плюнуть ей в тарелку или подбросить таракана. Частенько ей вообще приходилось оставаться без ужина. Как все детдомовские, она научилась прятать еду в рукаве и даже за щекой. Но в 1963 году, когда ей было пять лет, даже хлеба стало мало. Хлеб привозили клеклый, сырой, а иногда не привозили вовсе.

Детдом снабжался по остаточному принципу. Воровали все кому не лень. На обед подавали жидкий бульон, где одна вермишелина догоняла другую, а на дне тарелки лежала несъедобная куриная лапка или, в лучшем случае, куриная шейка, но темнокожей девочке шейка, считавшаяся лакомством, почти никогда не доставалась. Все остальные части курицы уносили домой повара, завхоз, воспитатели, директор. Чувство голода стало для нее привычным… Вот только привыкнуть к нему было невозможно.

Бывало, в детдом приходили люди, чтобы кого-нибудь усыновить. Все дети мечтали, что вот в один прекрасный день за ними придет мама. Все, кроме темнокожей девочки. Она знала, что за ней никто не придет, что она никому не нужна: ей это объяснили прямым текстом. Поэтому, когда в детдоме появлялись усыновители, она одна стояла спокойно и наблюдала, как чужие тети и дяди бесцеремонно заглядывают в лица детям, выбирая кого посимпатичнее. Ее всегда пропускали, и она никого не ждала.

Иногда кое-кому из детей, чаще мальчикам, удавалось сбежать из детского дома, но почти всех со временем находили и возвращали назад. Или переводили в другой детдом. Во всяком случае, так объясняли остальным. Среди детей ходили всякие туманные слухи о том, что это неправда, что можно сбежать так, чтобы не нашли. Темнокожая девочка ни разу не попыталась сбежать, хотя ей очень хотелось. Вопреки всем тем гадостям, что говорили о ней взрослые, она отнюдь не была умственно отсталой и прекрасно понимала: ей с ее темной кожей нигде не спрятаться.

Ей говорили, что она появилась на свет, потому что «не было резины». Смысла этого выражения она в детстве не понимала, но когда ей объяснили, что к чему, спросила:

— А другие?

Две воспитательницы, вздумавшие на досуге ее просветить, страшно возмутились: да как она смеет равнять себя с другими? Правда, по зрелом размышлении они вынуждены были признать, что эта сопля черномазая, в сущности, права. Все люди появились на свет, потому что не было резины. Даже они сами, не то что детдомовские дети. Но это их ни капельки не смягчило, не заставило отнестись добрее к темнокожей девочке. Ей отвесили подзатыльник и велели не умничать. Мала еще. И вообще…

Она часто думала о смерти, но не так, как думают другие дети, воображающие, что вот они умрут, и тогда все начнут по ним плакать, а они будут лежать тихо-тихо и слушать. И втайне злорадствовать. Ей хотелось исчезнуть, провалиться, сделать что-то такое, чтобы не быть, хотя слова «самоубийство» она тоже не знала. Ее называли скверной, дрянной, грязной, и она верила, что она и вправду скверная, дрянная, грязная. Как она могла не верить? Она же не знала ничего, ей не с чем было сравнивать.

Ее угнетало однообразие. Самой распространенной тканью в детдоме была бумазея, самой популярной расцветкой — клеточка. Младшие донашивали то, из чего вырастали старшие. Все кругом было одинаково… одинаковое. Праздник наступал только по воскресеньям, когда в детдоме показывали кино. Детдомовцам было все равно, что смотреть, лишь бы отвлечься от повседневности. Лишь бы что-то мелькало на экране. Правда, часто привозили одно и то же, уже виденное, но и это было лучше, чем совсем ничего.

Однажды привезли фильм «Цирк». В этот день темнокожая девочка перестала думать о смерти. Это было летом, ей уже исполнилось семь, осенью она должна была пойти в школу. В школу-интернат при детдоме. Но до школы оставалось еще два месяца, наступило очередное воскресенье, и всю дошкольную группу собрали в зале, где на драной, плохо натянутой простыне показывали кино.

Фильм «Цирк» на многое открыл глаза темнокожей девочке. И не только сам фильм: ее до глубины души поразило поведение воспитателей и нянечек, тоже пришедших посмотреть кино. В этом фильме был маленький темнокожий мальчик, его приходилось прятать от злодея-фашиста. В цирке мальчика передавали друг другу из рук в руки разные люди и пели ему колыбельную, чтобы он не плакал, а злодей-фашист бегал за ним по рядам, но достать не мог и скрежетал зубами от злости. Он пытался объяснить всем этим людям в цирке, как это ужасно, когда у белой женщины рождается черный ребенок. «Это расовое преступление!» — кричал он, потрясая кулаками. Они не слушали его и смеялись над ним.

Темнокожей девочке тоже объяснили — уже давно и самыми гнусными словами, — что мать у нее белая, а отец черный, и что это ужасно. Ей не говорили, что это расовое преступление, но смысл был примерно таков. А сейчас те самые воспитатели и нянечки, что говорили ей гадости о ее матери и заставляли их повторять, сидели в полутемном зале и плакали! Никто из них не был похож на импозантного красавца-артиста Массальского, игравшего роль Злодей Злодеича, но они-то и были, по убеждению темнокожей девочки, самые настоящие фашисты! Однако в кино они сопереживали маленькому темнокожему мальчику и его маме, белокурой красавице-циркачке, которая бесстрашно вылетала из пушки под купол цирка и боялась только одного: как бы Злодей Злодеич не выдал, что у нее черный ребенок. Никому из сидевших в зале и ливших слезы над этими киношными страстями в голову не пришло, что в жизни они поступают как раз наоборот.

Темнокожая девочка возненавидела фильм «Цирк» всей душой, но он помог ей кое-что понять. Не надо стремиться к смерти, надо стараться уцелеть. Лето кончилось, она пошла в школу. В первом классе произошел еще один случай, изменивший ее навсегда.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 80
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?