Ворг. Успеть до полуночи - Гай Юлий Орловский

Азута отмахнулась.

– А когда, по-твоему, сумеречную траву собирают?

Я некоторое время наблюдал, как пререкаются гоблины. Есть в этом что-то приятное, даже милое. У нас так не принято. Если в стае – то иерархия. А если одиночка, то и спорить не с кем.

Осторожно шагнул вперед, чтоб не напугать гоблиншу, а то пришибет, ручища больше, чем у Курта, и тихо покашлял.

Гоблины одновременно обернулись, Курт хлопнул себя по лбу.

– Вот опять! Увлекся. Забыл, у меня попутчик, – проговорил он. – Знакомься, это ворг. Как тебя, кстати, звать?

Гоблинша испуганно попятилась, шаря рукой. Ищет, чего бы твердого ухватить.

Курт поспешно заверил:

– Успокойся, он свой. В смысле, не кидается.

Она с сомнением покосилась на меня. Чтобы гоблин доверял воргу, нужна веская причина. Впрочем, правило работает и в обратном направлении. Зеленокожим тоже не очень-то верят. Те еще хитрюги. Хотя воины первоклассные.

Я приветственно оскалился. Не знаю, насколько дружелюбно получилось, но я старался. Волосы на затылке встали дыбом, это на всякий случай, чтоб видела: хищника надо уважать, даже если спокойный.

– Лотер, – сказал я. – Меня зовут Лотер. Но чаще называют воргом.

Курт неловко повел плечами, видимо, недоволен, что испортил впечатление. Так радостно хвастался красным огоньком над крышей, а тут и лошадь убили, и семейные склоки посреди поля.

– Это моя сестра Азута, – сказал он и кивнул в ее сторону.

– Да я уже понял, – ответил я.

Гоблинша перестала пятиться, сложила руки на груди и сдвинула брови.

– А чего ты его ко мне притащил? – спросила она. – Слышал, сколько золота обещают за голову ворга?

Он набычил лоб и оскалился.

– Если сдашь гвардейцам, твою голову повешу вон на тот столб. Он мирный. К тому же должен мне.

Спустя несколько минут объяснений и уговоров Азута согласилась пустить меня в дом, но не дольше чем на ночь. Хотя мне не обязательно спать под крышей – обернусь барсуком, отлежусь в какой-нибудь норе. Но в домашнем тепле приятно.

Оказалось, сестра Курта хорошо готовит. Мой звериный аппетит ликовал и пел песни поджарке из свинины с луковыми колечками, свежему сыру и пирогам с мясом.

Гоблины с изумлением смотрели, как я поглощаю одну порцию за другой. Мне даже неловко стало, но остановиться сложно. После отравленной баранины ничего не ел.

Наконец в желудке приятно потяжелело, я откинулся на спинку стула и перевязал веревку на поясе. Живот не выпирает, и это хорошо. А то ходил бы как огр, с торчащим пузом наперевес.

– Ты всегда такой проглот? – осторожно поинтересовался гоблин, кивая сестре на тарелки.

Та поднялась и собрала тарелки. По выражению ее лица понял: нести добавку не намерена. Будто я опустошил кладовую.

– Понимаешь, – начал оправдываться я, – у воргов хороший аппетит. Это из-за превращений.

– В каком смысле? – спросил гоблин.

– Они много сил забирают, – пояснил я. – Поэтому если едим, то от души. Вы извините, что так накинулся.

Зеленомордый отмахнулся.

– Да ерунда, – сказал он. – Все равно это не мои запасы. А сестрино фермерство процветает.

– Рад за нее, – искренне сказал я.

– Но ты это, поосторожней, – все же предупредил он. – Раскабанишься, точно перевертываться не сможешь.

Я вытер пальцы о волосы, помыть их, наверное, стоит, а то плохо уже справляются со своим назначением. Хотя мыл месяц назад, а часто этого делать нельзя – повыпадают еще.

– Ты когда-нибудь видел толстого ворга? – спросил я.

Гоблин пожал плечами и ответил:

– Да я вообще никаких воргов не видел. Ты первый.

– То-то же, – сказал я значительно. – Ворги не толстеют. Если бы ты по сто раз на день перекидывался в лису, в медведя или еще в какую тварь, тоже не толстел бы.

– Я и не толстею, – произнес Курт обиженно и указал на рельефный живот.

Под зеленой кожей восемь кубиков. Ему и правда ожирение в ближайшую пятилетку не грозит, если не осядет на ферме. Хотя в таверне яд сделал свое черное дело и дорисовал гоблину насколько жирных складок под пупом.

– Да я не говорю, – поспешил оправдаться я, – я просто это… Ну… В общем неважный из меня объяснильщик.

Пока мы разговаривали, сестра Курта развела огонь в очаге и поставила котел с водой. Удивительно, как таскает тяжести. Хотя она метнула в нас бревно и убила лошадь. Если вдруг предложу помощь – еще обидится и зашибет в сердцах.

Из кухни вернулась с тремя кружками кобыльего молока. Она поставила передо мной ту, что побольше, и уселась рядом на скамейку. Наверное, по гоблинским меркам она красивая – любят они поклыкастее.

– Так куда направляешься? – спросила Азута, отхлебнув из кружки.

На толстых губах осталась белая каемка. Она быстро вытерла тыльной стороной ладони, взгляд стал строгим. Даже поежиться захотелось.

– Курт говорит, в Межземье. Из-за охоты на воргов, – ответил я и тоже отпил из кружки.

На вкус молоко оказалось сладким и чуть терпковатым. Раньше не пробовал, но слышал, что полезное. Да и не стали бы гоблины пить всякую дрянь – слишком любят себя.

Азута кивнула.

– Дело говорит, – сказала она. – В Восточном крае нынче неспокойно. Нежить шляется по лесам, вместе с гвардейцами отлавливает воргов.

– Убивают? – с опаской спросил я.

– Официально говорят, что сгоняют на псарни, – ответила гоблинша. – Почему туда, непонятно. Но один гном недавно болтал, мол, на самом деле Ильва с нежитью самолично гоняется за воргами и уводит в склепы. Зачем – тролль ее знает. Тот же гном утверждал, мол, для превращения в нежить.

Меня передернуло. Ворг-нежить – противоестественно.

– Не верю, – проговорил я.

Азута пожала плечами и залпом осушила содержимое кружки.

– И я так сказала, – произнесла она. – Но гном клялся своей секирой, что лично видел толпу нежити.

– Удивила, – бросил я.

– Да? А закованный ворг на цепи среди них? В Мертвую степь небось тащили.

Я задумался. Если рассказ Азуты – правда, нашему брату грозит не то что вымирание. Вечное рабство у хозяйки мертвяков! Это хуже самой позорной смерти. Лучше сразу кинуться со скалы, чем до конца времен прислуживать Ильве.

– Это просто смешно, – сказал я нервно. – Нежить боится нас.

Курт допил молоко и отставил кружку на край стола. Глаза покраснели, наверное, давно не спал. А может, перед костром где-то долго сидел.