Шаман - Дэлия Мор

Ирина хотела отмахнуться словами о стрессе, но нечаянно попала в цель. Он действительно за двое суток какой только вины за собой не чувствовал. И за то, что не сразу бросился искать упавший вертолет, и за то, что потащил домой, а не в деревню. Сам операцию сделал, селезенку удалил. Всю первую ночь держал Ирину за руку, а потом за бубен взялся.

Эрлик давно грозился двери у него перед носом закрыть. Столько душ не дал забрать в мир теней. В неоплатном долгу Изга перед его хозяином. Эрлик лично обещал встретить на том берегу, когда шаману придет время умирать. Нельзя просить за тех, кому метку поставили. Свою жизнь можно за чужую отдать. Изга не знал, почему так вцепился в Ирину. Ни разумом, ни чувствами не мог объяснить. Испытание послали духи и, как обычно, подсказок не оставили. Что от него хотела Вселенная? Что он должен сделать? Как разрубить завязавшийся узел? Нет вопросов сложнее, но на них придется найти ответы.

— Ты должна поесть, — твердо сказал Изга, переступив порог избы. — Кашу сейчас на печке подогрею и чай тебе сделаю.

— Хорошо, — дробно стуча зубами, согласилась она.

Переодеть бы еще и постель поменять. Жарко в избе. Больше не нужно топить.

Туалет, конечно, феноменальный. От горячего дыхания на стенах выросла ледяная шуба. Белая, пушистая. Я поскребла ее ногтем и посмотрела, как снежинки падают на держатель для туалетной бумаги. Уборная Снежной королевы. Бюджетный вариант. Но куда сильнее меня отрезвил вид пластыря-повязки на животе и синяки вокруг него. Я не решилась трогать заклеенную рану, да и сделать свои дела торопилась, но как только шаман принес меня в избу, снова вспомнила.

— У меня дыра в животе?

Изга снял с меня остывший на морозе тулуп, завернул в телогрейку и оставил сидеть на стуле. Я раскорячилась там, как морская звезда, и думала, как тяжело удержать круглую голову на горизонтальной поверхности стены. Все равно, что поставить яйцо на стол. Не положить, а именно поставить хотя бы на тупой конец. Невозможно. Голова все время пыталась куда-то укатиться.

— Изга, — слабым голосом позвала я. — Не молчи, когда я с тобой разговариваю. Пожалуйста.

Плохо мне. Сейчас отключусь и не пойму, в реальности все происходит или во сне.

— У тебя там шов, — отозвался шаман, застилая кровать свежей простыней. — Ровный, хирургический. Тупая травма живота была, внутреннее кровотечение. Без срочной операции ты могла умереть. Я нашел причину кровотечения. Множественные разрывы селезенки. Орган пришлось удалить.

Еще двадцать минут назад я бы подняла крик и потребовала объяснений. Но посмотрев на избу снаружи, высоченные сосны, промерзший насквозь туалет я вдруг осознала на всю глубину мысли, каким чудом осталась жива. Невозможным, невероятным, необъяснимым чудом. Рассказывала недавно шаману о случайностях. Вероятности хотела приплести. Учила формулы в институте. А потом надолго зависла над вопросом: «Какова вероятность, что меня с такой травмой посреди тайги нашел единственный на сотни километров хирург?»

Я скатилась головой в угол и закрыла глаза. Голливуд щедро пичкал нас фильмами о спасениях в последнюю секунду. Мы привыкли к ним, считали чем-то обыденным. Должным. Обязательным. Мы жили, не думая о смерти. Зачем о ней думать, если она далеко? В глубокой старости, лет после ста. Или ее вовсе нет. Как в песне Сплина: «Смерть — это то, что бывает с другими». Мы все такие ловкие и продуманные в бизнесе, отношениях, а со смертью вот так. Никак.

Вот и я ничего не поняла, когда открыла глаза. Мир тот же, законы те же, воздух, запахи, звуки, а я другая. Уже не совсем целая, не очень здоровая, но все еще живая. Не поняла, не оценила. Сказала ли хоть «спасибо»? Сказала. Машинально, на автомате, не прочувствовав до конца, что для меня сделали. Но главное, что Изга услышал. Шаман-хирург. Ну, надо же.

— И что теперь? — спросила я, когда его тень загородила мне свет из окна.

— Я расскажу, а ты ляжешь и послушаешь.

Он так легко поднимал меня на руки, что появлялся еще десяток не очень нужных и своевременных мыслей. Сильный мужчина, привык носить тяжести. Ни пыхтел, ни стонал, ни чувствовал вообще никакого дискомфорта. Словно я — ваза, и меня нужно переставить с места на место. В офисе бутылку воды в кулере поменять не допросишься. Девятнадцать литров, девятнадцать килограмм и все мужчины сразу резко больные и немощные. А во мне две с половиной таких бутылки. И ни слова я от Изги не услышала. Почему он заботился обо мне?

— Рубашка мокрая, — проворчал он, распахнув на мне телогрейку. — Снимай, сухую нужно надеть.

А я голая под рубашкой. Грудь такая, что не стыдно показать, да и видел он меня всю, раз оперировал, но стыд никуда не делся. Жаль, сил не осталось на полноценное «я сама», поэтому я вцепилась в ворот сорочки и выцедила сквозь зубы:

— В мокрой полежу. На мне высохнет.

— Не проняло, что ли? — проворчал Изга. — Тебя еще раз на мороз вынести? Значит, так. Рекомендация номер раз. Никаких переохлаждений. Удаленная селезенка была частью лимфатической системы. Иммунитет у тебя резко снижен, болеть сейчас нельзя. Раздевайся, Ирина.

— Ты смотреть будешь, — пробормотала я, усмехаясь от похабности собственных мыслей. — А у меня соски от холода затвердели. Не выдержишь еще такой эротичной картины, набросишься.

Идиотская речь, максимально дебильная. Все медики раздражались до крика, когда их подозревали во влечении к пациентам противоположного пола. Дурость. Фантазии недотраханного организма, не бывает так. Мы для них — не люди. Неодушевленные предметы, вроде кувшина в натюрморте для художника. Они нас лечат, а не разглядывают. Но у меня от нервов крыша ехала. Я улыбалась, не выпуская из кулака ворот сорочки. Гомерического хохота на всю избу не вышло только потому, что живот болел. Кашель и смех мне тоже противопоказаны.

Изга промолчал. Пропустил мимо ушей неуместный намек, мою полную неадекватность и очередную сцену с упрямством. Я уже мысленно готовилась, что просто плюнет на меня и уйдет. Мужчины так делают. Машут рукой: «Да и черт с тобой», а потом исчезают. Перестают бороться. Надоедает им. Я иногда пользовалась этим по работе и сейчас заметила, что съехала на любимые рельсы. Нет, зря. Нельзя так. Вот зачем я его довожу? Что со мной происходит? Только что все осознала, прокрутила в голове, и снова бесы дергали за язык.

— Извини…

— Это лён, — не стал слушать Изга. — Плотный материал, много воды впитал. Он не высохнет на твоем теле. Ты себя-то согреть не сможешь. Худая, слабая. Я понимаю, что ты стесняешься. Первый раз меня видишь, не знаешь, где находишься, что происходит. Подозреваешь меня черте в чем. Нет, я не маньяк и не псих, я действительно пытаюсь помочь. Мало объясняю, потому что не время еще. Тебе после травмы и операции постельный режим нужен и полный покой. Давай договоримся. Все, что касается твоего здоровья и бытовых моментов — моя забота. Окрепнешь, встанешь на ноги — будем думать, что дальше делать. Я сейчас даже снегоход не могу починить, потому что тебя боюсь одну оставить. Помоги мне, Ирина. Пожалуйста. Довольно упрямства.