Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! - Елена Обоймина

Но была и другая причина выбора этого наблюдательного пункта. Он возвышался над Уфимским железнодорожным вокзалом. Наблюдая за ним, юный Нуреев просиживал там часами. В течение нескольких лет он приходил туда каждый день, просто глядя на то, как отъезжают поезда, медленно набирая скорость. «Мне нравилось ощущение, будто это меня увозят колеса куда-то прочь, — признавался Рудольф. — Железная дорога привлекала меня больше, чем школа и даже дом. Уже много времени спустя в Ленинграде, приступая к созданию нового образа, я часто ходил на вокзал просто посмотреть на поезда, пока я не чувствовал, что движение становится частью меня, а я — частью движения. Это как-то помогало мне в танце, хотя я и не могу точно объяснить, чем».

Однажды в школе на уроке танца Рудику показали, как двигаться под музыку простой башкирской песни. Он не сразу ощутил то удовольствие, которое вскоре стал доставлять ему сам процесс танца. Но звонкие башкирские песни волновали и приносили радость. Как-то, придя домой из школы, мальчик протанцевал дома весь вечер, до тех пор, пока не пришло время идти спать.

Судя по всему, Фарида очень любила своего мальчика. Мать одной из первых заметила его страсть к движению, и Рудик с семи лет с удовольствием занимался в различных кружках народного танца.

Рано повзрослевший мальчишка с большими смышлеными глазами и льняными волосами — таким вспоминали Рудика Нуреева те, кто знал его еще ребенком. Подвижный маленький разбойник, своевольный, импульсивный — подобная характеристика явно не исчерпывает всех особенностей его детского характера. Достаточно сказать, что главное, что теперь привлекало мальчика к школьным занятиям, это… башкирские народные танцы. Преподаватели не могли не заметить усердие маленького Рудика на уроках танца, и его включили в небольшой детский ансамбль, выступавший по госпиталям перед ранеными воинами, прибывшими с фронта. Стоит ли говорить, что это оказалось едва ли не самым счастливым событием его детства!

«Я думаю, что уже тогда, это было в конце войны, я раз и навсегда был отравлен похвалой. Все наши друзья постоянно твердили, что я одаренный, что я «действительно рожден для танца, и что я просто должен учиться в Ленинграде». Очевидно, что нигде, кроме Ленинграда, нельзя научиться танцевать. Я поверил в это, и с того времени это убеждение никогда меня не покидало. С самого моего детства все мои мысли были о Ленинграде. С того же времени также появилось мое непоколебимое убеждение, что самой судьбой предопределено мне стать профессиональным танцовщиком».[5]

Хамет Нуреев вернулся с фронта заместителем командира батальона по политической части в звании майора. На груди его среди прочих висели медали «За оборону Москвы» и «За победу над Германией…», ордена Красной Звезды и Отечественной войны.

Когда Хамет, прошедший войну настоящим героем, со множеством наград приехал в Уфу, Рудику было уже восемь лет. Отец с ужасом увидел в этом ребенке законченного маменькиного сынка. Фарида изо всех сил поощряла его неуемную энергию и любовь к музыке. А стремление к постоянному движению — разве было оно нормальным? Одним из любимых развлечений мальчика оказались прыжки, непременно под музыку, со стула на стул. И ведь ему и в голову не приходило, что дело может закончиться плохо и для него самого, и для мебели!

Хамет решил жестоко искоренить странную страсть сына к музыке и танцам.

— Балет — не профессия для мужчины, — твердил Нуреев-старший. — Все артисты пьяницы. Они ведут никчемное существование до сорока лет, после чего их выбрасывают из театра, и они становятся просто отребьем! Если мой сын станет танцором, он очень скоро кончит дворником!

Он хотел, чтобы сын пошел в ремесленное училище и приобрел надежную рабочую профессию, которая смогла бы его прокормить. И Хамет, и одноклассники Рудика насмешливо называли его «Балериной». За посещение танцевального кружка в Доме пионеров отец даже бил Рудика, но выбить из него «дурь» так и не смог. Хамет начал было прививать сыну вкус к мужским развлечениям — охоте и рыбалке, но Рудик возненавидел эти занятия.

«Он у нас по дому ничего не делал, — откровенничала, вспоминая брата, Розида Нуреева, — отец придерживался мусульманских традиций: «В доме три девки, что это я его, парня, буду заставлять?». Иногда Рудик сам вызывался сходить за хлебом, — если отец не пускал его на занятия в танцевальный кружок, — а приходил ночью с черствыми булками. Занимался».

«С самого своего возвращения и до сегодняшнего дня отец остается в моей памяти как строгий, очень могучий человек с сильным подбородком и тяжелой челюстью, как незнакомец, который редко улыбался, мало говорил и который пугал меня. Даже мысленно я все еще боюсь посмотреть на него прямо»[6].

На репетиции.

«Поскольку дома мне запретили танцевать — а бросить танец я, естественно, не мог, — я был вынужден начать жизнь, полную лжи. Мне постоянно приходилось изобретать предлоги, чтобы ускользнуть из дома на репетиции и занятия танцем». (Рудольф Нуреев)

* * *

С десяти лет Рудик занимался классическим танцем: в 1948 году его старшая сестра Роза привела брата в Дом учителя к педагогу Анне Ивановне Удальцовой, в балетном кружке которой занималась и сама.

В детстве Рудик был очень дружен с сестрой. Ему казалось, что она одна его понимала. В то время Роза училась, чтобы стать педагогом. Она рассказывала брату историю танца, брала его на семинары. Однажды, чтобы доставить ему удовольствие, принесла домой балетную пачку — короткую пышную юбочку, в которой часто танцуют балерины. Рудик был на седьмом небе от счастья. В возрасте около восьми лет он был одержим, подобно человеку, поглощенному одной страстью и слепому ко всему остальному.

Бывшая танцовщица дягилевской труппы, участница знаменитых «Русских сезонов» за рубежом, Анна Удальцова в свое время, еще до революции, выступала с Анной Павловой и Тамарой Карсавиной, дружила с Федором Шаляпиным. Выйдя замуж за военного, оказалась в Уфе после того, как ее муж, проходящий по делу об убийстве Кирова, был сослан на Север. Анна Ивановна, обосновавшись в столице Башкирии и открыв в себе незаурядный педагогический талант, стала обучать детей искусству балета.

С первым учителем по классике Рудику Нурееву явно повезло. Эта интеллигентная, образованная женщина свободно владела тремя языками. Своих учеников Анна Ивановна не только обучала танцу, но и приобщала к музыке, литературе, живописи. Яркий талант маленького Нуреева не остался незамеченным ею. Наблюдая в своем классе за этим старательным вихрастым мальчуганом, она первая произнесла вслух сакраментальную фразу: «Это будущий гений!».

Через год, научив Рудика правильным позициям, первым плие и батманам, Анна Ивановна заявила, что ей больше нечему его учить, и посоветовала брать уроки у ее подруги, великолепного педагога Елены Войтович. Но всю свою жизнь следила за успехами своего ученика и бесконечно радовалась им. Когда Нуреев оказался за границей, Удальцова собирала найденные непостижимым образом статьи о нем в иностранных газетах и рассказывала о триумфах Рудольфа общим друзьям и знакомым. А когда Нуреев ненадолго приехал на родину, он был счастлив встретиться со своим первым педагогом.