Путь к Свету - Василий Арсеньев

– Опухоль слишком разрослась…

– Но разве рак не лечится?! – в негодовании вскричал отец.

– Лечится… на ранних стадиях. Своевременно поставленный диагноз – залог успешной борьбы с болезнью! Вы поздно подняли тревогу… Вы настаиваете на операции, но должен вас предупредить – нет гарантии того, что она не умрёт прямо на операционном столе.

– Сколько ей осталось? – голос отца дрогнул.

– Два-три месяца, при надлежащем уходе – до полугода. Мой вам совет: поезжайте домой и ухаживайте за женой. Я выпишу лекарства, которые облегчат её страдания…

Отец вернулся в палату к матери.

– Главврач сказал, что есть надежда – операция… – сказал он и попытался улыбнуться. Мама окинула его печальным взором и покачала головой:

– Нет, Володя, это меня не спасёт…

– Надо попробовать, Лиза!

– Послушай меня, Володя, хотя бы сейчас. Я чувствую, что умираю, и мне никто не поможет. Пообещай мне…

– Что? – спросил отец и прослезился.

– Андрюша, – я боюсь за него! Он особенный, ему предсказано большое будущее, но он ещё такой маленький. Ты должен воспитать его человеком неравнодушным.

– Обещаю, милая моя, – он прижал её к груди и всхлипнул.

***

Моё сердце сжалось от боли при мысли, что я потеряю её; не дослушав сбивчивого рассказа отца, я бегом бросился в родительскую спальню, прижался к матери мокрым от слёз лицом и рыдал, будучи не в силах остановиться.

– Мамочка, скажи, что ты всегда будешь со мной, – просил я шёпотом. – Я не смогу жить без тебя…

В глазах её блестели слёзы, и после безуспешных попыток успокоить меня она строго выговорила:

– Ты должен быть сильным, Андрей! Ты же не хочешь огорчить меня, правда?

Помню, как после учёбы шёл в спальню, ложился на кровать, глядел на спящую маму, на её бледное осунувшееся лицо с чёрными кругами под глазами и тихонько гладил по голове, стараясь не потревожить её. Она просыпалась и шептала глухим дрожащим голосом свои наставления, но подчас стоны вырывались из груди её. Мне хотелось плакать, но, чтобы не огорчать её, я сдерживал подступающие к глазам слёзы…

– Андрюшенька, выбирай душой и сердцем друзей, – говорила она, – которые способны сделать тебя лучше. Помни – настоящий друг познаётся в беде. Живи по совести, никого не обижай напрасно, не проходи мимо чужой беды. Обещай мне, мальчик мой… когда вырастешь и станешь тем, кем тебе суждено быть, не допустишь кровопролития и гибели людей!

Я обещал, тихо всхлипывая. Много лет спустя в решающий миг, когда судьба мира висела на волоске, я вспомнил её слова и повторял про себя: «Прости меня, мама. Прости, я не сдержал своего слова…»

Однажды она не отозвалась на моё приветствие и не отвечала на мои расспросы. Слезинка выпала и покатилась по ее лицу. Болезнь парализовала её. Отец взял отпуск, чтобы ухаживать за нею; он готовил и убирал в доме…

Проходили дни, пробегали недели, пролетели месяцы. День, когда её не стало, я помню до сих пор в мельчайших подробностях. Солнце заглянуло в мою комнату. Я открыл глаза и прислушался. Из-за двери доносились голоса и шаги. Какая-то особенная суета царила спозаранку в доме нашем…

Я вбежал в родительскую спальню и бросился к матери. Она лежала на кровати с закрытыми глазами и была бледна как мел. На моё плечо легла тяжёлая рука, я обернулся и встретил потерянный взгляд отца.

– Мама умерла, сынок… – сказал он, и слёзы блеснули в глазах его.

– Нет, этого не может быть! – завопил я, вырвался из его объятий и подбежал к матери. Я прикоснулся к её руке, и холод пробежал по моему телу. Я испугался и отпрянул в сторону; с криком выбежал в коридор, пронёсся мимо трюмо с зеркалом, на которое кто-то наспех накинул полотенце, во дворе столкнулся с санитарами, что несли носилки, мельком взглянул на курящего милиционера и метнулся к лесопосадке. Долго бежал я среди сосен и елей, пока в бессилии не опустился наземь, прислонившись к стволу дерева. Я зарыдал, закрыв лицо руками, и… незаметно заснул. Очнулся в сумерках… Моего отсутствия, кажется, никто не заметил. Я искоса взглянул на незнакомого пожилого господина, который обнял меня и назвал своим внуком…

На третий день прошли похороны. Я видел гроб с телом матери, который несли папины знакомые; слёзы ручьями текли из глаз моих. Мне кто-то сделал замечание:

– Ты мужчина, а мужчины не плачут!

Эти слова глубоко врезались в мою память.

После поминок я заперся в своей комнате и, не смыкая глаз, пролежал на кровати до позднего вечера, когда отец постучал в дверь мою. Я открыл ему и снова лёг, отвернувшись к стене. Он сел подле меня и долго молчал, словно собираясь с мыслями.

– Андрей, – вздохнул отец, – ты ничего не ел сегодня.

– Не хочу.

– Мы с тобой вдвоём остались… Я знаю, что тебе плохо. Мне тоже… Я любил её! Она хотела, чтобы мы с тобой жили. Она верила в тебя, в твоё будущее. И теперь она глядит на тебя с неба и грустит при виде твоей печали…

– Неужели, папа, ты поверил в Бога? – вспылил я, приподнявшись на кровати. – Где Он? Я не чувствую Его присутствия!

Смерть матери стала первым душевным надломом в моей жизни. Я был зол на весь мир, и свою боль выплеснул на отца. Общее горе нас отнюдь не сблизило. Отец пропадал на работе, а я старался всё забыть. С тех пор стена непонимания выросла между нами; со временем мы отдалились друг от друга ещё больше…

Каникулы кончились, и я заставил себя пойти в школу… Помню, как увлёкся футболом и после уроков гонял с ребятами мяч по полю. Вскоре потерял интерес к учёбе, всё чаще приходил в класс неподготовленным и прогуливал занятия. Однажды я вернулся с улицы поздно вечером и наткнулся на суровый полный решимости взгляд отца (перед этим у него был разговор с директором школы). Тогда он влепил мне оплеуху и снял ремень… Это был первый и последний раз, когда он поднял на меня руку. С тех пор я перестал прогуливать уроки. Но зубрить неинтересные учебники насильно не заставишь…

Школьные годы чудесные летели словно птицы, и подступала пора, через которую проходит каждый в своей жизни. Пора взросления! В раннем детстве я испытал боль утраты, что заставила меня взглянуть на мир другими глазами. Духовное взросление в моей жизни началось гораздо раньше физического. Я вспоминаю о войне и несчастной судьбе детей фронтовиков. Под тяжестью бремени, что падала на их хрупкие плечи, они рано взрослели. Но мой переходный возраст пришёлся на первые годы нового столетия, когда сюжеты о войне показывали в выпусках новостей и мимо слуха проходили сообщения о терактах, а дети приобщались к взрослой жизни подчас с самых юных лет. Они сгорали от нетерпения вкусить запретные плоды совершеннолетия. В школах курить начинали едва ли не с первого класса. Бывали случаи, в возрасте одиннадцати лет (а то и раньше) рожали детей. Даже в Средние века девушек выдавали замуж с двенадцати лет!