Вечная молодость с аукциона - Татьяна Гармаш-Роффе

– Можно понять, – вступился за друга и коллегу Кис, – мне бы тоже не понравилось, если бы ты ходила голая по сцене! Да еще и перед «элитарной публикой»!

– Ага, перед простыми работягами лучше, – ехидно бросила Александра. – Между прочим, публика будет видеть только ее тень!

– Да дело вообще не в этом! – не выдержал Реми. – Нынче на пляжах девицы и так голые ходят, если не считать ниточку в попе, – и никого это давно не волнует!

– Ну, не то чтобы никого… – пробормотал отстающий от прогресса Кис.

Реми его реплику не расслышал и продолжал с жаром:

– Просто мне не нравится, что Ксюша все время отзывается на приглашения каких-то незнакомых мужчин! Она с каждого мероприятия приносит визитки и новые приглашения – на новые вечера и вечеринки!

– И что? Подозреваешь Ксюшу в неверности? – произнесла Александра насмешливо и высокомерно.

– Нет! – с негодованием отверг Реми подобное предположение.

– Тогда в чем проблема? Из-за чего вы поссорились? – требовательно спросила Александра.

Она себе слишком много позволяла, Ксюшина сестра! Нет, Реми к ней относился очень даже хорошо, просто замечательно – она умная и интересная женщина, и красивая в придачу – совсем не так, как Ксюша, она жестко и надменно красива, а Ксюша мягко и нежно… Да, Реми, несомненно, Александру уважал, к тому же Ксюше она старшая сестра, а Алексею «подружка» – родственники, так сказать… Но, согласитесь, это перебор: лезть в его отношения с Ксюшей! Француженка себе такого никогда бы не позволила и уже давно бы дипломатично сменила тему, будь она не то что сестрой, а трижды матерью Ксюши! Но фокус в том, что Александра русская. И теперь ведь не отстанет, ни за что не отстанет!

– Ксюша сказала мне, – неохотно сдался он, – что замужество плохо совместимо со свободой!

– Так оно и есть, – снисходительно улыбнулась Александра. – Оно плохо совместимо с творческой работой, которая независима по определению… Когда ты, Реми, работаешь для клиента день и ночь, когда вечерами тебя нет дома, когда ты уезжаешь на несколько дней в другой город, в который тебя повели следы, – ты ведь не спрашиваешь разрешения у Ксюши? Нет, ты ее просто информируешь, и это воспринимается как само собой разумеющееся: ты работаешь! Так вот, друг мой, представь себе: она – тоже.

Кис, до сих пор не слишком вникавший в их диалог, с ее последними словами вдруг напрягся: «Замужество плохо совместимо с творческой работой, которая независима по определению…»

И вдруг все то, что было смутным, что не додумывалось до конца, мгновенно легко додумалось: Александра не стала бы ждать предложения «руки и сердца»! Когда-то, три года назад, она сама предложила ему отношения[3], простенько так и со вкусом: «Я хочу тебя». Эта странная женщина считала, что слово «люблю» всегда лжет, зато слово «хочу», напротив, всегда правдиво… Ему два года пришлось ждать, чтобы услышать от нее признание в любви – да и то под страхом смерти, можно сказать![4]

Нет, если бы она хотела жить с ним семьей – нормальной семьей, – она бы заявила прямо.

И раз не говорит – значит, не хочет.

А раз не хочет – он ей предлагать не будет. Так-то.

– Я не отвечаю на приглашения незнакомых женщин! – горячился тем временем Реми.

– Отвечаешь. Когда тебе нужно для дела. Правда ведь? – подначивала его Александра.

– Для дела!

– Но для журналистки – все дело! Особенно то, куда она может попасть в виде исключения, редкой удачи… И незнакомый мужчина с его приглашением является всего лишь средством передвижения, пропуском в те двери, на которых написано: «Посторонним вход воспрещен». А Ксюша обожает именно такие двери – разве ты не знаешь?

Она помолчала, а потом вдруг произнесла серьезно и участливо:

– Ты напрасно ее ревнуешь, Реми. Она тебя любит – и, пока любит, будет тебе верна.

Они направились наконец к лифтам и спустя пять минут с комфортом разместились в «Рено Эспас» Реми.

– Ты поэтому не выходишь за меня замуж? – неожиданно для себя самого спросил Кис. – Боишься, что печать в паспорте превратит меня в тирана?

– Как знать, – загадочно улыбнулась Саша. – Эта простая вещь имеет странную власть над людьми. Она многое меняет в сознании и в отношениях, она излишне связывает… И потом, ты ведь не предлагал.

– А если предложу? – лез в бутылку Кис, сам толком не понимая, за каким чертом.

Он ведь и сам не был уверен, что ему нужен другой образ жизни и отношений! Но сейчас, когда удостоверился, что это сознательный выбор Александры, – уело!!!

«Дурацкое, пустое, пупковое самолюбие», – прокомментировал внутренний голос.

И Кис даже с ним согласился, но поздно: он уже влез в бутылку и уже сидел за ее толстым стеклянным боком, подло искажавшим реальность, бессильно трепеща крылышками раздраженного самолюбия.

– Зачем, Алеша? – миролюбиво усмехнулась Александра. – Это не нужно ни тебе, ни мне. Разве нам так плохо?

Ну да, он так и понял: «ни тебе, ни МНЕ». Ей не нужно! Она не хочет быть сутками бок о бок с ним. Она не выносит его в больших дозах!

Он тоже, между прочим. Ему тоже не нужно. Не больше, чем ей! Он тоже…

Черт, он расстроился. Глупо и тупо – но расстроился. Свобода, понимаешь, ей дорога! Принимать любые приглашения! Профессия у них с сестрицей, видите ли, такая!

Кис никогда не ревновал. Никогда не подозревал. Надо сказать, что по большей части Александра выходила в свет с ним, используя его как щит от двусмысленных предложений. Но не всегда. И он в это «не всегда» никогда не совал свой нос: раз ей надо – так пусть идет. Его это не касалось, у нее дела, и он их уважал. А вот теперь, получив в лоб женскую и сестринскую солидарность в вопросах свободы (свободы отвечать на приглашения незнакомых мужиков, черт побери!), ему отчаянно захотелось сунуть нос в те ее дела, которые происходили без него… Нет, он не ревновал – еще чего! – но все-таки…

Они решили поужинать в ресторане. Александра попросила «с музыкой».

– Ты хочешь на дискотеку? – удивился Реми.

– Не на дискотеку – в ресторан с музыкой! – пояснила Александра, словно маленькому.

И где это вам в Париже найти с музыкой? Это вам не Москва, в Париже каждый сантиметр баснословные деньги стоит, и занимать их танцплощадкой и музыкантами, когда туда можно втиснуть еще с десяток столиков? Смеетесь, что ли, – кто это себе такую роскошь позволит!

Однако Реми спорить не стал и позвонил одному приятелю, который что-то когда-то говорил ему о подобных редких заведениях. Приятель назвал итальянский ресторан, бразильский ресторан и остромодный бар-ресторан, для танцев как бы не предназначенный, но в нем, однако, имеется музыка и к ней в придачу три свободных квадратных метра, на которые выползают плясать наиболее отчаянные. Остромодный бар-ресторан был ближе всего к дому Реми, и он решил, что трех метров для Александры хватит, на случай если ей захочется потратить энергию в более мирных целях, чем воспитывать его.