Всадник - Юрий Валерьевич Литвин

было наблюдать за тем, как «покойник», не выходя из гроба в порыве энтузиазма менял различные виды брюк, любезно предоставленные дочерним ателье при комбинате ритуальных услуг. Клиента он, кстати, убедил. За что Алика и ценили.

«Интересно, а в Родионовича гробу этот как его… Подкладной что ли?.. Полежал?»– подумалось Вере. – «Блин, точно, Подкладной – так они его на фирме называли. Вернее называют, тьфу-ты… Чокнешься тут с ними со всеми, неупокоенными».

И тут Веру отвлекли.

х х х

…Квадрат 364. Район дислокации неизвестен. Состав группы неизвестен готовность…

– Знаешь, я думаю, что если бы все люди как можно дольше оставались детьми, то весь этот кошмар никогда бы не начался…– негромко говорил человек в маскировочном халате с неразличимым в ранних осенних сумерках лицом.

– Да ладно тебе, не тошни! Это очередная избитая истина, – буркнул второй медведеподобный собеседник с тяжелым армейским пулеметом за плечами.

– Ты посуди сам, – не обращая внимания на пожелание не тошнить, продолжил первый, – Почему, блин, мы, такие симпатичные в детстве, в ходе нашего долбаного взросления превращаемся в таких моральных уродов, как, например, ты старлей? А? – и он исподтишка глянул на собеседника, не обиделся ли?

Обиделся понятное дело. Ткнул с правой в бок, реакция еще та.

– На себя погляди, сын Дауна. Твоя проблема в том, что ты повзрослел слишком быстро.

– Ша, Медведь. Не спеши убивать. Ну, представь на миг, что если бы взрослых не было вообще и они не оказывали бы своего пагубного влияния на неокрепшие детские души…

– Это вас во ВГИКе такому учили?– буркнул старлей, подкидывая поудобнее на плече пулемет.

– Жизнь я постигаю самостоятельно, – отрезал собеседник,– ну вот представь…

– Такого не может быть никогда.

– Тю, я ж и говорю, представь. Не можешь?

Старлей снисходительно промолчал.

– Точно не можешь. Что ты вообще можешь?

– По роже тебе дать,– зевнул медведеподобный.

– Вот именно,– огорченно констатировал философ.

Какое-то время оба шли молча, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в утреннем тумане. Один ладно скроенный, подвижный, среднего роста, другой огромный, неторопливый. Потом старлей вдруг произнес:

– А они бы росли?

– Кто? – встрепенулся бывший студент.

– Ну, дети, а кто ж…

– Ммм… Росли бы, наверное.

– Тогда представил… Теперь…

Снова возникла пауза.

–Знаю,– старлей чуть поправил пулемет.– Знаю, что бы из этого получилось!

– Ну…

– Наша Земля превратилась бы в планету населенную детьми с большими х…ми…Такими как ты, капитан.

Капитан зашелся беззвучным смехом и вдруг застыл, замер, едва заметно напрягся и левой рукой сделал прекрасно известный напарнику знак: " ВНИМАНИЕ".

– Все, Толяныч, с этого места тихо…

И звуки исчезли, группа выходила в квадрат. Двух беззаботных балагуров уже не было, были тени, была осень, и был безмолвный печальный туман.

Проделав за следующие пятнадцать минут около двух километров, капитан со старлеем не произнесли ни слова и ничем не выдали своего присутствия.

х х х

– Выпьем за то, чтоб свершилось то, что я задумала…

тост

Глава I. О загадочной стране Итакдалии, и о том, как юный Марсильяк окончательно разочаровался в политике.

– Герцогиня имеет скверную привычку давить тараканов руками.

Я усмехнулся, и Джереми скептически сложил свои тонкие губы.

– Это у нее наследственное. А что ты хочешь? Голубая кровь. У всех свои причуды. Покойный король развлекался крысиными боями, герцогиня давит тараканов…

– Кардинал макает мух в розовое варенье и кормит ими епископов…– продолжил я эту логическую цепочку, но Джереми отрицательно покачал головой.

– Тут ты не прав. Священнослужители не являются особами голубой крови. Вот содомия…

– Стоп. О больном ни слова! – я захлопал в ладоши, Джереми снова скептически улыбнулся и мы продолжили свой путь по гулким коридорам замка.

– Кстати, монсеньор, они наверняка слышат каждое наше слово.– Произнес мой скептически настроенный приятель, а я церемонно раскланялся во все стороны:

– Приятного прослушивания. Дьявол!– разумеется, моя шпага не упустила случая зацепиться за шпору. И кто их придумал? Наверняка не лошади. Я высказал это вслух.

– Мясники, – немедленно отозвался всезнающий Джереми,– для того чтобы мучить животных еще при жизни.

– Перестань, конина не годится на колбасу!

– А кто же тогда годиться?

– Ну не знаю. Кто угодно, но конину я не люблю.

– Заметно. Вы монсеньор, вообще никого не любите, последний раз я об этом слышал вчера, нет, простите, сегодня. По-моему было уже заполночь.

Иногда он бывает просто невозможен.

Бесконечный коридор оказывается вовсе не был бесконечным. У сводчатой двери нас поджидал цинично усмехающийся слуга, разумеется, в ливрее и самодовольство на его неприятном лице с цинизмом сосуществовало удивительно гармонично.

Нехотя он поклонился, чтоб вам так всю жизнь кланялись! И двери, наконец, отворились, давая нам, возможность оказаться внутри, что мы и сделали, перейдя туда из состояния снаружи.

– Что ты там бормочешь?– донесся до меня голос Виконта.

Я промолчал, для того чтобы делиться с ним сейчас своими мрачными предчувствиями было не время и не место. Потому позволю себе сказать пару слов об этом бездельнике Джереми Леко, таким было его полное имя. Этому оболтусу было двадцать, как и вашему покорному слуге. Мы выросли вместе, и он являлся моим личным оруженосцем и телохранителем, а еще и верным товарищем по разным недобрым делам и собутыльником к тому же. Был он сирота и происхождение его мне, например, до сих пор неизвестно. Прибился в свое время на конюшню, а после, используя свой несомненный талант держать нос по ветру, сумел дорасти до указанных выше высот, благодаря моему дорогому батюшке и конюху Жаку.

Виконтом же он стал с моей легкой руки, так как в свое время частенько мы развлекались тем, что выдавали себя друг за друга.

Теперь немного о себе и о родителях. Дабы быть последовательным в моем повествовании.

Батюшка мой, великолепный гасконский дворянин де Марсильяк, не сумел придумать ничего более интересного, чем зачать меня от собственной кухарки, потом, разумеется, вполне в духе того времени отправить ее в монастырь и усыновить меня в качестве приемного сына. Кстати, о моей матери в нашем доме говорить было не принято, меня ей не представили, я вообще подозреваю, что батюшка сразу же передал меня кормилице после рождения, и о ее судьбе у меня были довольно смутные представления. Кроме всей этой душещипательной истории, мое не совсем законное происхождение ставило под сомнение перспективы на получение графского титула в полном смысле этого слова, но батюшка объявивший свету о моем усыновлении, наградил меня виконтством. Без права наследования, разумеется, ибо законных наследников хватало и без вашего покорного слуги. Видимо он берег меня для какой-нибудь