Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском - Юрий Михайлович Корольков

Заговорили сразу несколько человек. Большинство склонялось на сторону Дашкевича.

Когда стали расходиться — по одному, по двое, — Дашкевич сказал:

— Не огорчайтесь, пан Зюк, бывает всякое... Идемте вместе, нам, кажется, по пути...

— Но вы только что говорили, что наши дороги расходятся! — буркнул Зюк.

Зюк, Дашкевич и Дзержинский вышли вместе. Зюк продолжал развивать свои мысли. Феликс шел молча, прислушиваясь к разговору.

— Мне безразлично, — говорил Зюк, — будет ли в Польше народная власть или какая другая. Важно, что принесет эта власть Польше.

— Ну, а если она принесет реакцию? — спросил Дашкевич.

— Польша — мое отечество, — уклонился Зюк от прямого ответа.

— Реакция остается реакцией, где бы она ни существовала — в своем отечестве или в другой стране, — не выдержал Феликс

Зюк искоса посмотрел на высокого юношу, шагавшего рядом, потом спросил Дашкевича:

— Скажите, а сколько лет исполнилось пану... пану Якубу? Так я его называю? Давно ли он участвует в нашем движении, чтобы иметь право на собственное мнение?

Феликс вскипел:

— Это не метод спора, господин Зюк! Мы не чиновники, чтобы кичиться сроками выслуги в департаменте... И если курица возомнит себя петухом, конечно же, ее надо учить!

Дашкевич шел между Зюком и Феликсом. Он мягко сжал локоть Дзержинского.

— Не горячись. — А Зюку ответил: — Разумеется, здесь вы не правы. Я полностью согласен с Якубом... Однако не станем дискутировать на улице. Желаю, пан Зюк, вам всего хорошего. Нам — сюда.

Холодно простившись, Зюк пошел к Соборной площади, Дашкевич и Феликс свернули к Поплавской улице.

— Я тебя провожу, — сказал Дашкевич. — А ты, оказывается, задиристый. За словом в карман не лезешь. А вообще-то правильно!.. Не удивлюсь, если Зюк окажется в лагере либералов-националистов. Авантюристичен, с диктаторскими замашками. Ну да ладно! — Дашкевич переменил тему разговора. — Дубовой сказал, что тебе надо взять рабочий кружок. Начни с железнодорожного депо. Тебя познакомят с кем нужно. И еще вот что: кличку надо менять. Не нравятся мне некоторые вещи. Чую, затесался к нам провокатор. Печатать листовки пока прекратите, гектограф спрячьте подальше... Ну так как же мы будем тебя называть?

— Не знаю... — ответил Феликс. — Я уже к «Якубу» привык...

— Нет. Будем считать, что Якуб уехал в Питер. Распустим такой слух. А тебя назовем... ну, предположим, Яцеком. Согласен?.. Вот и отлично! Имей в виду, что Яцеку придется на каникулы ехать в Варшаву, представлять социал-демократическую молодежь Вильно. Придумай какой-нибудь предлог для поездки...

С того дня Феликс Дзержинский стал называться Яцеком.

Виленские гимназисты испокон веков называли троицу «праздником бродяг». Они с нетерпением ждали всегда этого праздника, когда все, кому не лень, кто имел хоть малейшую возможность, отправлялись на прогулку за город либо предпринимали более длительные и далекие путешествия.

Именно к этому празднику приурочили свою поездку в Варшаву Феликс и Стась. Ни у кого не могло вызвать подозрений то, что два гимназиста старших классов едут на троицу в Варшаву провести там каникулярные дни.

Петербургский поезд проходил через Вильно поздно вечером, о свободных местах объявили за несколько минут до его прихода, и приятели получили билеты, когда железнодорожный служитель торжественно шествовал по вокзалу и выкрикивал одну и ту же фразу: «Поезду Санкт-Петербург — Варшава третий звонок!..» В предотъездной суматохе ни Стась, ни Феликс не заметили, что в соседний вагон села Юлия с подругой.

В вагоне стоял полумрак, только у самых фонарей, с толстыми, будто увеличительными стеклами, было относительно светло. Гимназисты распаковали портпледы и устроились на ночлег.

В Варшаве поселились у тетки Стасика в Мокотове. После обеда отправились на улицу Краковское предместье, где была назначена встреча.

На подпольный съезд нелегальных ученических кружков Литвы и Польши съехались гимназисты и несколько студентов из Лодзи, Ченстохова, Львова, но большинство было варшавян. Для первой встречи воспользовались вечером, который устроили в рекреационном зале Первой варшавской мужской гимназии, известной привилегированным составом своих учащихся. Оказалось, что и здесь существовала подпольная группа революционно настроенных гимназистов.

Чтобы избежать подозрений, организацию поручили детям высокопоставленных родителей. После этого все пошло как по маслу. Подготовили программу вечера — с чтением стихов, мелодекламацией.

В зале был директор гимназии, присутствовало несколько почетных гостей — «отцов города». И, конечно же, пригласили гимназисток.

Вечер удался на славу. Директор даже разрешил воспитанникам и их гостям немного потанцевать, хотя годичный траур по усопшему императору еще не кончился...

— Пусть дети немного повеселятся, — сказал он. — Не все же печалиться. А нам и на покой пора.

В разгар бала делегаты нелегального съезда собрались в самом отдаленном классе второго этажа, куда едва доносился веселый гомон. Феликс, как только вошел в класс, сразу увидел Юлию. Она сидела за первой партой и разговаривала с незнакомой ему гимназисткой. Юлия подняла голову и тоже увидела Феликса. Какое-то мгновение лицо ее выражало только удивление, потом осветилось улыбкой. Они уже много месяцев не виделись — с тех самых пор, как возвращались вместе из кафедрального собора в Вильно. Переписка с помощью глубоких калош законоучителя почему-то вскоре же оборвалась, и Феликс, занятый уроками и нелегальными делами, потерял Юлию из виду.

Феликс поздоровался, смущенно что-то пробормотал и сел позади на свободное место.

Первое совещание было недолгим. Договорились только о том, что под видом пикника соберутся на берегу Вислы. Все снова влились в толпу беззаботно веселившихся гимназистов и гимназисток.

С того вечера и до самого отъезда в Вильно Феликс и Юлия не расставались надолго. Сама собой сколотилась компания — они и Стась с Юлиной подругой. Вместе сидели на совещаниях, ради которых приехали в Варшаву, вместе бродили по городу, катались на конке, забираясь на крышу, во второй класс: там подешевле, а главное — сверху открывался такой прекрасный вид на варшавские улицы! И верхушки молодых деревьев на Иерусалимской аллее проплывали рядом...

Вечерами сидели в кафе, которое служило варшавским студентам местом традиционных встреч. Ели излюбленное — не по вкусу, по дешевизне — студенческое блюдо: простоквашу с вареной картошкой. Отсюда веселой гурьбой шли к памятнику Копернику. Взявшись за руки, водили хороводы на деревянной торцовой мостовой, и задорная шутливая песня разносилась в поздней тишине города.

Три дня пролетели стремительно. Из Варшавы уезжали вечерним поездом, в разных вагонах, чтобы не нарушать конспирацию. Потому и на вокзале, встретившись, только обменялись многозначительными взглядами.

3

Минуло полтора года после того, как Николай II занял престол