Восстание - Иоганнес Арнольд

вместо Готенбодта. Белокурая, моложавая, она в свои двадцать восемь лет выглядела как восемнадцатилетняя. У Шрайтера иногда даже появлялось сомнение: он ли ее отец, он ли дал ей вместе с жизнью такую грудь, такие ноги. Он провел рукой по лысине, а затем запустил свои пальцы в густые волосы дочери, которые крупными локонами низко спускались с ее плеч. Ну, а если она не его дочь, тогда он все равно совершил выгодную сделку, когда женился на матери Лиссы. Вместо облучка он получил от своего тестя кожаное кресло, а по завещанию — дом и лошадей. А за все это воспитывал чужого отпрыска? Лисса, правда, была неплохой дочерью. Ну, а если он все же отец Лиссы, тогда он — настоящий мастер.

Лисса провела ладонью по яркому летнему платью, надевать которое, видимо, было еще рановато, не по сезону.

— Пойду в город, — сказала она. — Хочу посмотреть на мир.

В пестрых деревянных башмаках она со стуком прошла по комнате, спустилась по лестнице, пересекла двор и с беззаботным видом вышла на улицу, как будто это была обычная среда, когда она имела обыкновение ходить в кино.

5

Жена крестьянина вела лошадь под уздцы. Женщина прошла до полудня всего три борозды. Борозды, тянулись от изгороди загона, которым не пользовались уже несколько лет, до лощины. Ее ноги налились свинцом, и она предложила мужу передохнуть. Крестьянин, шагавший за плугом, стал ворчать:

— Если мы будем так ковыряться, зерна нам в этом году не видать.

— Как ковыряться? Разве не ты все время твердил: надо выждать, выждать?

— Откуда я мог знать, что война до нас не дойдет?

Крестьянка похлопала лошадь по холке и бросила взгляд на опушку леса, где вот уже в течение получаса сидел какой-то мужчина. У женщины глаз был наметан. Это нездешний человек: он не решался подойти к ним на поле. Может, он и был около их дома, но ушел не солоно хлебавши.

Крестьянин, заметив, за кем наблюдает его жена, заключил: «Много сейчас болтается таких!» — и начал торопить жену продолжать работу.

— С одной лошадью нам не справиться, — заметила жена.

— Должны справиться.

— У нас же всего одна лошадь. А если она ноги протянет?.. — продолжала размышлять вслух жена и вновь покосилась на опушку леса. Происходящее там заинтересовало ее. Из лощины поднимался взвод солдат. Если они не изменят своего маршрута, то пройдут по опушке леса как раз в том месте, где сидит незнакомец.

— Не протянет. Ведь она жирной-то никогда и не была, — пробурчал крестьянин в адрес лошади.

— От такой жизни не растолстеешь.

Они начали распахивать следующую борозду. Тем временем солдаты подошли к опушке леса, где сидел мужчина. Жена крестьянина видела, как солдаты остановились возле незнакомца. Опустив голову, она сказала:

— Выгон я пахать не буду.

— Мы должны его распахать, — настаивал крестьянин. — Кому нужна трава, если нет скота?

— У меня нет больше сил.

Крестьянин присел на камень и, подперев голову руками, заговорил равнодушным тоном, нисколько не интересуясь тем, слушает его жена или нет:

— Они разгромили все, что можно было разгромить. Может, они хотели доставить себе этим удовольствие, но они его не получили. Они только воображали, будто им это доставляет удовольствие. Мы, правда, не пострадали. Я не занимаюсь склеиванием того, что они поломали. Но я знаю, что мне делать. Чему я учился сам, чему меня учили другие, то я и делаю. Я пашу, сею, жну. Я жду дождя и солнца, весны и осени. Когда они приходят своевременно — хорошо. Из моего зерна будет хлеб, и я хочу, чтобы его ели в спокойной обстановке. Но рождается он в муках, ибо всякое начало трудно.

— По-моему, они оставили незнакомца, — заметила жена.

— Выгон в четыре моргана. Мы перепашем его.

Жена не ответила. Лошадь потянулась к траве. Теперь и крестьянин видел, что вдоль опушки леса шагали солдаты. Он сказал:

— Бесцельно бродят туда-сюда… Если б нам помогли еще двое, мы закончили бы намного быстрее.

— Выгон я пахать не буду.

Неожиданно раздался выстрел. Эхо подхватило его и унесло вдаль. Крестьянин поднес руку к глазам, чтобы лучше разглядеть, хотя солнце и не слепило. С минуту он молчал, ничем не выражая своих чувств, хотя ясно понял, что солдат, догонявший колонну, только что выстрелил в человека, который всего несколько минут назад, обессиленный, сидел на опушке леса. Молчала и женщина.

— Ну пошли, старуха, дальше! — произнес наконец крестьянин.

И они начали распахивать новую борозду, которая тянулась от изгороди выгона до лощины. Борозда получалась уже не такой прямой, как предыдущие.

— Они убили его, — проговорила женщина. — Почему?

— Если б я знал, что это последняя жертва, я поступил бы так же.

Жена ответила невпопад:

— Мы должны перепахать выгон самое большее за неделю, иначе теряется всякий смысл.

— Может, мне посмотреть, убили они его или нет?

6

После обеда, оставив свою коляску в углу комнаты, Хайнике начал осторожно передвигаться на прямых ногах по квартире. Получалось у него вроде бы неплохо, и он ругал себя за то, что редко практиковал подобные тренировки. Пройдя немного, он присел на стул возле стола. Больным он больше себя не чувствовал, теперь он испытывал лишь чувство одиночества.

Как бы он радовался сейчас приходу гостей! Ему было безразлично даже, кто пришел бы к нему. Однако он мало надеялся на это. Да и кто выходил в эти дни из дому без веских на то оснований? Не было таких причин и у доктора, что лечил его. Ведь он не мог дать ему иного совета, кроме как спокойно лежать, не напрягаться, не беспокоить свои ноги. Да доктор Феллер и был не из тех, кто стал бы без нужды подвергать себя опасности. При всех своих достоинствах он никогда не отважился бы пройтись сейчас по городу, подобно разведчику, с одной единственной целью — доставить своему пациенту Хайнике точную информацию.

Хайнике помнил каждое слово из сказанного однажды доктором Феллером. Тогда, в октябре 1944-го, несколько дней спустя после своего возвращения из тюрьмы (они привезли его тогда в Вальденберг на санитарной машине), Хайнике лежал на узком диванчике в состоянии полной апатии. В нем едва теплилась жизнь. Доктор Феллер сказал ему тогда:

— Мой дорогой Хайнике! Вы обязательно должны найти для себя какое-нибудь занятие. Как бы это пояснить вам? Представьте себе, скажем, водяную трубу, в которой образовалась пробка. Что будет в этом случае с водой?..

— Ничего, — ответил сначала Хайнике, а затем немного подумал и, чувствуя, как в нем загорелась искра надежды, добавил: — Избыточное давление, трубу разорвет.

— Может случиться