Разгадай мою смерть - Розамунд Лаптон

— Думаю, лучше перестраховаться и еще раз проверить больницы. Тем более раз нам стало известно, что ваша сестра находится на позднем сроке беременности.

Детектив отдал указания подчиненным, распорядился насчет съемочной группы. Возник вопрос, кому играть тебя. Мне не хотелось, чтобы твою роль исполняла чужая женщина, поэтому в качестве актрисы я предложила себя. Выходя из кабинета, сержант Финборо обернулся ко мне:

— Мистер Коди намного старше Тесс, верно?

Между вами разница в целых пятнадцать лет, к тому же Эмилио — еще и твой преподаватель. Ему бы воплощать образ отца, а не любовника. Да-да, я постоянно говорила тебе об этом, пока ты наконец весьма красноречиво не попросила меня «отвалить». Правда, ты использовала английский эквивалент этого выражения и сказала, чтобы я не вмешивалась не в свое дело. Сержант Финборо терпеливо дожидался ответа.

— Вы, кажется, спрашивали о том, близки ли мы с сестрой, а не о том, понимаю ли я ее.

Теперь-то понимаю, но тогда — вряд ли…

Сержант Финборо рассказал о предстоящей «реконструкции» подробнее:

— Сотрудница почтового отделения на Экзибишн-роуд припомнила, что около двух часов дня Тесс покупала у нее открытку и марки. Она не упомянула о том, что Тесс беременна, — наверное, просто не заметила, так как их разделял высокий прилавок.

Навстречу по коридору шла мама. Детектив продолжал:

— Приблизительно в два пятнадцать ваша сестра отправила открытку в этом же отделении.

…Голос мамы звенит от раздражения:

— Открытка была адресована мне! Тесс, видите ли, поздравляла меня с днем рождения. Не бывает у матери месяцами, почти не звонит, но зато шлет открытки, как будто этим можно все исправить!

Пару недель назад я черкнула тебе, что у мамы скоро день рождения, помнишь?

Рассказывая эту историю, я хочу быть до конца честной и откровенной, и поэтому, прежде чем продолжить, признаюсь: ты оказалась права насчет Тодда. Он не слышал моей песни, потому что я никогда не пела для него. И вообще для кого бы то ни было. Может быть, я одна из тех птиц, что способны воспроизводить лишь звуки автомобильной сигнализации.

Мистер Райт опускает жалюзи, защищаясь от яркого весеннего солнца.

— И в тот же день вы участвовали в съемках реконструктивного сюжета? — спрашивает он.

— Да.

У мистера Райта есть запись этой съемки, так что ему не нужен пересказ моей необычной игры с переодеванием, но тебе, я знаю, будет любопытно. Тебе ведь интересно, какая Тесс из меня получилась. Можешь поверить, вышло неплохо. Сейчас ты узнаешь, как все было, без кинематографичной гладкости, обычно присущей описаниям.

Женщина-полицейский средних лет, констебль Вернон, привела меня в комнату, где мне следовало переодеться. Румяная, пышущая здоровьем, она как будто явилась с молочной фермы, а не с дежурства на лондонских улицах. Мое лицо, напротив, было жутко бледным — сказывался ночной перелет.

— Думаете, это что-нибудь даст? — спросила я.

Констебль Вернон улыбнулась и порывисто обняла меня. Я слегка смутилась — жест был неожиданный, но приятный.

— И не сомневайтесь! С этими реконструкциями масса хлопот; вряд ли мы стали бы возиться, если бы в результате не удавалось хорошенько встряхнуть чью-то память. Теперь, когда известно о беременности Тесс, у нас есть все шансы на то, что кто-нибудь мог ее заметить. Ну что, давайте разберемся с одеждой?

Позже я узнала, что, несмотря на свои сорок лет, констебль Вернон пришла на службу в полицию всего пару месяцев назад. Манера общения выдавала в ней опытную, любящую мать.

— Мы забрали кое-какие вещи из квартиры вашей сестры, — продолжала она. — Не скажете, что на ней могло быть надето?

— Платье. Из-за живота все остальное уже не налезало, а специальная одежда для беременных Тесс не по карману. К счастью, почти все ее наряды мешковатые и бесформенные.

«Удобные, Би, у-доб-ны-е».

Констебль Вернон открыла небольшой чемодан; каждая вещь, невзрачная и поношенная, была аккуратно сложена ее руками и завернута в папиросную бумагу. Меня тогда очень тронуло это проявление заботы. До сих пор трогает.

Я выбрала самое приличное из твоих обтрепанных одеяний, широкое лиловое платье «Уистлз» с вышивкой по подолу.

— Тесс купила его на распродаже пять лет назад, — сказала я.

— Хорошая покупка служит долго, верно?

Мы словно бы находились в примерочной универмага «Селфриджес».

— Да, верно.

Я почувствовала искреннюю благодарность к констеблю Вернон за ее умение поддержать разговор о пустяках — перекинуть вербальный мостик между двумя людьми — в самых, казалось бы, не подходящих для этого обстоятельствах.

— Хорошо, остановимся на этом, — сказала констебль Вернон и тактично отвернулась, ожидая, пока я сниму строгий дизайнерский костюм. — Вы с сестрой похожи? — поинтересовалась она.

— Уже нет.

— А-а, значит, были похожи раньше?

Мне вновь пришлось по душе умение констебля Вернон поддерживать разговор, однако я начала подозревать, что двумя-тремя фразами он не ограничится.

— Если сходство и было, то искусственное.

— Как это?

— Мама всегда старалась одевать нас одинаково.

Она не обращала внимания на нашу разницу в возрасте. В зависимости от времени года неизменно наряжала нас либо в клетчатые шерстяные юбки и шотландские свитеры, либо в полосатые платья из хлопка. Никаких рюшечек и оборочек, никакого нейлона, помнишь?

— Прически у нас тоже были одинаковые.

«Приведите их в приличный вид», — командовала мама в парикмахерской, и наши кудри летели на пол.

— Люди говорили, что Тесс будет сильнее походить на меня, когда подрастет, — правда, делали это только из вежливости.

Я поразилась тому, что неожиданно высказала свои мысли вслух. До сих пор я никого не водила этой тропой, хотя сама исходила ее вдоль и поперек. Я всегда знала, что ты вырастешь настоящей красавицей и мне с тобой не сравниться, хотя не обсуждала этого с другими.

— Должно быть, несладко ей пришлось, — заметила констебль Вернон. Я уже хотела указать ей на оговорку, но она продолжила: — У вас с сестрой одинаковый цвет волос?

— Нет.

— Везет же вам, — вздохнула констебль Вернон, — натуральная блондинка.

— Если честно, я осветлялась.

— Надо же, а так и не скажешь.

Следующая фраза в нашей непринужденной беседе тревожно меня кольнула.

— Тогда, пожалуй, вам лучше надеть парик.

Я вздрогнула, но попыталась скрыть эмоции.

— Да, разумеется.