День полнолуния - Ольга Покровская

— Хорошо-хорошо, я тебя понял. Выдам тебя за свою новую жену.

— Отлично, — медленно произнесла я. — Видишь, соображаешь же, когда хочешь.

— Но как с лицом быть? И с речью? — не унимался он.

— Скажешь, что я немая, — внушительно заговорила я. — Ты взял меня в диком горном кишлаке, заплатил большой выкуп. К городским обычаям я не привыкла, хожу в парандже, лица не открываю даже женщинам.

— Да у нас же суннитская семья, не шиитская, — возразил он. — Какая паранджа?

— Значит, будешь рассказывать о-очень убедительно, — отрезала я. — Ни один человек в доме не должен видеть моего лица, я не открою его даже на женской половине. Твоя задача сделать так, чтобы меня оставили в покое.

Разумеется, наш с ним разговор продолжался еще долго. Мы отрабатывали все мельчайшие детали легенды. Хайдар безбожно торговался, требовал, чтобы ему за предательство семьи гарантировали не только жизнь, но и вознаграждение. Я давила и настаивала, не давая ему ни на секунду усомниться в том, что в случае неповиновения ему все равно не жить.

В конце концов все было решено, и через два дня я, отдав последние распоряжения боевой группе, закутанная по самые глаза, отправилась вместе с Хайдаром к месту, где должна была состояться свадьба его племянницы. Там я впервые и увидела Тимура.

Все шло как по маслу. Хайдар представил меня брату и его семье. Я терлась позади него, потупившись и при любом громком звуке прячась за его спину. Хайдар балагурил, рассказывал о том, как я хороша собой и какой большой выкуп он за меня дал. Говорил он весьма красноречиво, должно быть, и в самом деле очень хотел уцелеть в ходе операции.

Я большую часть времени проводила на кухне, вместе с другими женщинами, принимая участие в подготовке свадебного пира. Держалась я так тихо, что вскоре меня и в самом деле перестали замечать. Женщины общались на некой смеси фарси и русского, которую я понимала достаточно хорошо, упуская разве что тонкости. Из их разговоров я поняла, что жених уже приехал, но допускать его в дом к невесте до свадьбы, конечно, нельзя — не по обычаю. Поэтому Омар поселил его у кого-то из родни. Жених был, по словам Шарифы, уж очень хорош собой. Жаль только, что приехал один, без родни. Отец его уже умер, а мать слишком стара, ей не под силу такое долгое путешествие, она будет ждать молодых дома.

Фатима, прелестная семнадцатилетняя девушка с удивительными миндалевидными глазами, слушала все эти речи с большим интересом. До сих пор она разговаривала со своим женихом только один раз, но, кажется, была совершенно им очарована, и когда речь заходила о Тимуре, на лице ее появлялось мечтательное выражение.

Я же, глядя на этих хлопочущих женщин, все никак не могла отделаться от мысли: какая судьба ждет их в ближайшем будущем при моем непосредственном участии? Сколько из них выживет при штурме? Сколько тех, кто выживет, лишится своих мужей, сыновей, братьев? Я отлично понимала, что они не имели к темному бизнесу своих мужей никакого отношения, уж точно не вот эти умелые ловкие руки разбирали автоматы, смазывали детали маслом, паковали их и переправляли через границу. Нет, эти руки умели лишь поддерживать уют, готовить, лечить, качать детей и гладить по волосам повзрослевших сыновей.

В какой-то момент я поняла, что не должна больше думать об этом, иначе сойду с ума. На занятиях по психологии все это казалось мне как-то проще. Есть мы, есть враг, идет война — даже в мирное время. Наша задача — уничтожить врага и обеспечить спокойную жизнь соотечественникам. Что делать, если процесс уничтожения врага непосредственно затрагивал мирных граждан, было непонятно.

Чтобы не думать об этом, не терять настроя — ведь только от меня теперь зависело, будет ли успешно завершена операция, — я старалась постоянно заниматься каким-нибудь делом. Понятно, что дом я нафаршировала «жучками» в первые же часы своего пребывания здесь. Но дальше мне оставалось только наблюдать за членами группировки, запоминать особенности их поведения и прогнозировать, как они могут повести себя при штурме. Это отнимало не так много времени, а главное, не слишком отвлекало от навязчивых мыслей. И когда Шарифа позвала меня сходить вместе с ней на местный небольшой рынок, докупить к праздничному столу каких-то продуктов, я с готовностью кивнула.

Мы вышли за ворота дома, и вот тогда на улице я впервые увидела Тимура. Он стоял у ограды соседнего дома, о чем-то негромко переговаривался с Омаром, и во всей его фигуре, в манере держать себя, в осанке, повороте головы, движениях было столько природной грации и сдержанной горделивости, что у меня перехватило дыхание. Он был похож на черкеса, сошедшего со старинной литографии. Статный, поджарый, с высокими скулами, яркими глазами и редкой, лишь иногда трогавшей губы чуть надменной улыбкой. Я невольно засмотрелась на него — чуть дольше положенного местным женщинам задержала на нем взгляд. Так вот, значит, каким он был — жених красавицы Фатимы. Никак не замешанный в темных делах ее родни, но в будущем должный стать связующим звеном между ними и Северным Кавказом России, всего лишь одним из звеньев этой длинной цепочки, по которой российское оружие уходило к афганским талибам.

Спохватившись, я опустила глаза и принялась разглядывать пыльную проселочную дорогу под ногами. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь заметил мой интерес к этому парню. Может быть, эта встреча так и окончилась бы ничем, в конце концов, моей задачей сейчас было обеспечить выполнение операции, и позволить себе отвлекаться на посторонние мысли я не могла. Но в этот момент где-то впереди раздался шум, истошный женский крик, и я, вскинув голову, увидела, что по улице селения несется закусивший удила жеребец.

До сих пор мне доводилось видеть такое только в кино. То ли испуганный чем-то, то ли бог его знает почему взбесившийся жеребец летел вперед, не разбирая дороги, — ладный, стремительный, безудержный. Бока его лоснились под солнцем, на морде повисли клочья пены, горячие глаза лихорадочно метались из стороны в сторону. На скаку конь заржал, обнажив крупные белые зубы. Зрелище это было страшным и в то же время странно волнующим.

Реакция и спортивная подготовка у меня были очень хорошие. И я успела отскочить в сторону, утащив за собой Шарифу, но только тут заметила, что на дороге в паре шагов от нас остался стоять, испуганно моргая темными глазами, двухлетний мальчишка, видимо выбежавший из соседнего дома. Первым моим побуждением было рвануть к ребенку. Но за долю секунды я успела вспомнить о задании, которое мне предстояло исполнить, и о том, что будет, если я сейчас получу травмы и моя миссия окажется под угрозой. Я не могла этого допустить, слишком многое находилось на кону. И все же стоять и равнодушно смотреть, как ребенок погибнет под копытами коня…

Однако на этот раз мироздание сжалилось и избавило меня от этого мучительного выбора. Прошла буквально доля секунды, а Тимур, быстрый как молния, уже метнулся вперед, ловко подхватил коня под уздцы и повис на них всем телом. Ноги его, обутые в городские кроссовки, проволоклись по земле, лицо покраснело от напряжения. Однако поразило меня то, что все это время черты его оставались совершенно бесстрастными. Ни волнения, ни страха, ни сомнений. Этот двадцатилетний парень был словно прирожденным воином, бесстрашным, решительным и невозмутимым. До сих пор о таких мне только доводилось слышать в рассказах наших преподавателей. Мои сокурсники только старались походить на таких бесстрастных, словно отлитых из стали солдат. Этот же парень был таким от природы. И я снова невольно задумалась о том, как это несправедливо, что он, не замешанный ни в каких махинациях, попадет в самый эпицентр операции по обезвреживанию контрабандистов и, скорее всего, погибнет.