Четвертый ледниковый период - Кобо Абэ

Я снова взглянул на папки с вырезками, поднялся и оглядел машинный зал. Папки просят заполнить в них пустые места, а машина томится от избытка сил. «МОСКВА-2» больше не озорничает, не задевает предсказаниями другие страны, но у себя в стране, говорят, дает потрясающие результаты. Не понимаю… Неужели машина-предсказатель может быть полезна только коммунистам? Или это я уже барахтаюсь в сетях «психологической войны»?..

Жарко… Страшно жарко. Я больше не мог сидеть на месте и отправился на первый этаж, в отдел информации. Едва я вошел, разом смолкли спорящие голоса. Лицо Ёрики от замешательства пошло красными пятнами. Конечно, как всегда, обличал меня.

— Ничего, продолжайте… — сказал я и опустился на свободный стул. Затем добавил резко, не так, как собирался произнести это: — Работу закрывают… Только что звонили.

— Что такое, в чем дело? — воскликнул Ёрики. Что сегодня было на заседании?

— Ничего особенного. Как всегда, болтали, только и всего.

— Не понимаю… Вы признали, что не уверены насчет политических прогнозов?

— Ерунда. Уверенности у меня хоть отбавляй.

— Тогда что же? Боятся положиться на машину?

— Именно так я им и сказал. Теперь эти приятели заявили, что не могут полагаться на то, что еще не опробовано.

— Так давайте опробуем!

— Это не так просто, как кажется… — холодно говорю я. — Но ты, по-видимому, действительно полагаешь, будто политику можно предсказать. Насквозь коммунистический образ мыслей.

Даже Ёрики в изумлении прикусывает язык. Почему он молчит? Это не мои мысли, я хочу, чтобы он возражал, протестовал, ожесточился! Но он молчал, и я окончательно вышел из себя.

— Вообще я не знаю… Предсказывать будущее, наверное, с самого начала было напрасной затеей… Например, человек все равно знает, что умрет, так какой смысл в предсказаниях?

— Смерти хочется избежать, если это не смерть от старости, — сказала Кацуко Вада.

Эта девица иногда кажется воплощенной посредственностью. А временами она необычайно очаровательна. Ее внешность портит черное родимое пятно на верхней губе.

— А если узнаешь, что избежать не удастся, тогда как? Будешь счастлива?.. Как ты полагаешь, стала бы ты из кожи вон лезть, чтобы построить машину, если бы заранее знала, что работать тебе все равно не дадут?

— Они действительно хотят сделать это, сэнсэй?

Неизменный тон Ёрики.

— Давайте плюнем на них, пустим машину на полную мощность, а потом сунем им под нос готовые результаты.

Это Соба, его подпевала, в своей обычной роли.

— Результаты будут, по-видимому, те же, что в Советском Союзе.

— Неужели? — сказала Вада.

— А что такого, — сказал Соба. — Пусть.

— Даже вот как? Гм… Впрочем, среди вас вряд ли есть коммунисты.

— Что вы этим хотите сказать, сэнсэй?

Мне вдруг надоел этот разговор.

— …как говорят наши приятели в комиссии. Мне-то это совершенно безразлично.

Все с облегчением смеются.

— Я так и знал!

— Ой, сэнсэй, как вы нас разыграли!

— А о том, что нас закрыть собираются, это тоже шутка?

Я встал, туманно усмехаясь. Мне было стыдно за себя. Ёрики чиркнул и протянул мне спичку, и я вспомнил, что держу сигарету. Я проговорил тихо, чтобы слышал только Ёрики:

— Потом поднимись на второй этаж…

Он встревоженно заглянул мне в глаза. Кажется, он сразу понял, что я задумал…

— Ты понимаешь? Меня вдруг осенило, когда я разговаривал с вами внизу…

Как зловеще гудит вентилятор!

— Я так и подумал. Мне почему-то тоже как раз это пришло в голову.

— Тогда за дело. Только имей в виду, работать придется всю ночь. Я хочу, чтобы об этом пока никто не знал.

— Разумеется.

Мы сняли с полки наши папки, распотрошили их и принялись приводить вырезки в удобопонятный для машины порядок. Нам предстояло ввести содержание вырезок в «память» машины.

— Эта идея уже брезжила в моей голове, но я никак не мог ухватить ее. То мне чудилось, будто машина включается сама собой. А то сегодня я минут десять глядел на эти папки, и в воображении возникали всякие фантазии. Словно в мозгу что-то дразнится, мелькает, вот-вот, кажется, поймаю… и все пропадает.

— В подсознании?

— Вероятно. Но ничего. Вот машина осознает свое положение, тогда не нужно будет больше ломать голову, как раньше. Машина сразу научит, что нужно делать, сразу подскажет, к чему ты стремишься, и не нужно будет больше блуждать в подсознании.

— Только хватит ли ей информации для такого уровня в этих вырезках?

— Да, вероятно, понадобится много дополнительных разъяснений. Мы дадим их на пленке.

Вада принесла нам на ночь бутерброды и пиво.

— Больше вам ничего не понадобится?

— Ничего, спасибо.

Она ушла. Когда работаешь, время летит быстро. Девять часов вечера. Десять часов. Иногда я брал из холодильника лед и прикладывал к глазам.

— Предсказание «МОСКВЫ-2» тоже вводить в «память»?

— Ну, а как же, непременно вводи. Это же важнейший момент, переход от третьей папки к четвертой.

— В какую секцию вводить?

— Всю информацию от них вводи вместе, может быть, мы тогда получим какое-нибудь усредненное значение.

Результат усреднения оказался весьма многозначительным. Первый общий пункт гласил, что машина предсказатель в Советском Союзе работает чрезвычайно активно — это мы, положим, знали и раньше, — и удивило нас другое: предсказание «МОСКВЫ-2» о том, что будущее за коммунистическим обществом, подтверждалось в этом пункте с особой настойчивостью.

— Странно… Как она представляет себе коммунистическое общество?

— Видимо, какие-то общие представления у нее имеются.

— Вот что. Попробуй поискать, нет ли другой секции с реакцией на предсказание «МОСКВЫ-2».

Такая секция нашлась, и она содержала уже фундаментальное представление о коммунизме. Машина понимала коммунистическое общество следующим образом:

Политика: Предсказание: Бесконечность.

Другими словами, последнее политическое предсказание возможно после обнародования бесконечного числа всех мыслимых и немыслимых политических предсказаний, то есть политическое предсказание максимальной оценки есть коммунизм.

— Замечательно! Значит, если мы будем пользоваться предсказывающими машинами, то коммунизм наступит, несмотря ни на что?

Это был успех, неожиданный и великолепный. Мы с новым жаром принялись за работу. Когда мы ввели в «память» машины содержание последних вырезок, было уже начало четвертого. Мы подкрепились бутербродами.