"А Фелисити-то здесь!" - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Сегодня комиссар чуть было не надел, если не комнатные туфли убитого, то, во всяком случае, сабо покойного. Вот они стоят здесь, направо от порога — срезу видно: это их обычное место. Все здесь на своем месте, и если бы не отсутствие Фелиси, Мегрэ мог бы подумать, будто жизнь в доме идет своим чередом, что он сам и есть Жюль Лапи, который медленными шагами направляется к грядке, желая закончить ряд недосаженных помидоров.
Роскошный закат алеет за светлыми домиками Жанневиля, которые виднеются из сада. Эрнест Лапи, брат покойного, сообщил, что будет ночевать в Пуасси, а семью отправил в Фекан. Остальные, соседи и несколько крестьян из Оржеваля, провожавшие гроб Лапи на кладбище, должно быть, уже возвратились домой или зашли пропустить стаканчик в харчевню «Золотой перстень».
Там же находится и бригадир Люка, ему Мегрэ поручил снести туда свой чемодан и держать телефонную связь с Парижем.
У Деревянной Ноги была крупная голова, квадратное лицо, густые седые брови, седая щетина на лице, которую он брил лишь раз в неделю… Он был скуп. Достаточно бросить взгляд на его счета… Сразу становится понятно, он считал каждое су… Разве его брат не признался: «Разумеется, он был очень расчетливый…»
А когда один нормандец говорит о другом, что тот «расчетливый»…
На улице тепло. Небо становится почти фиолетовым. Из деревни порывами веет свежий ветерок, и Мегрэ, покуривая, замечает: он сам теперь ходит немного согнувшись, подражая походке Жюля Лапи. Направляясь к погребу, он даже начал тащить левую ногу. Он отворачивает кран бочки с розовым вином, полощет стакан и наливает… В такой час Фелиси, должно быть, стряпала в кухне, и в сад доносился вкусный запах рагу… Не пора ли поливать грядки? Вон соседи уже поливают в своих садах… Понемногу сумерки обволакивают «Мыс Горн», где при жизни старика лампы разрешалось зажигать только, когда совсем стемнеет.
За что его убили? Мегрэ невольно думает, как в один прекрасный день он уйдет в отставку, и у него будет домик в деревне, сад, широкополая соломенная шляпа…
Деревянную Ногу убили не ради грабежа. Ведь, по словам брата, у Жюля Лапи почти ничего не было, кроме его знаменитой ренты. Нашли сберегательную книжку, конверт с двумя тысячами франков и несколько облигаций парижского муниципалитета. Нашли также его золотые часы.
Ну что ж! Нужно искать дальше! Нужно как следует влезть в шкуру бедняги! Он был хмурый, ворчливый, неразговорчивый, придирчивый. Настоящий отшельник. Малейшее нарушение привычного режима приводило его в ярость. Ему никогда и в голову не приходило жениться, обзавестись детьми, и никто не слышал, чтобы он завел какую-нибудь любовную историю.
Что же имела в виду Фелиси? Нет, это невозможно! Фелиси лжет! Солгать ей ничего не стоит! Или, скорее, она хочет выдать желаемое за действительное. Для нее слишком просто, слишком банально быть служанкой старика. Она предпочитает намекнуть: уж если он вызвал ее к себе…
Мегрэ подходит к окну кухни. Каковы были отношения между этими двумя существами, жившими в таком уединении? Он думает, пожалуй, он даже уверен: они жили, как кошка с собакой.
И вдруг… Мегрэ вздрогнул… Он только что вышел из погреба, где выпил второй стакан вина… Сумерки уже сгустились. Он стоит с соломенной шляпой на голове и на мгновение сомневается, не снится ли ему это. Сквозь тюлевые занавески он видит, как в кухни зажглась электрическая лампочка, видит поблескивающие на крашеных стенах кастрюли, слышит, как вспыхнул газ в горелке. Он смотрит на часы. Без десяти минут восемь…
Тут он толкает дверь и видит Фелиси, которая уже успела повесить на вешалку свою шляпу и вуаль и теперь ставит на газ кофейник.
— А! Вы уже вернулись?
Она даже не вздрогнула, оглядела его с ног до головы и не сводит глаз с соломенной шляпы, о которой Мегрэ уже забыл.
Он садится. Наверное, он сел на место старика, у окна, и, пока он усаживается, вытягивая ноги, Фелиси хлопочет по хозяйству, словно его здесь нет, накрывает для себя, достает из стенного шкафа масло, хлеб, колбасу…
— Скажите мне, детка…
— Я вам не детка.
— Скажите, Фелиси…
— Вы могли бы называть меня мадемуазель.
Боже мой! Какая она все-таки неприятная, нелюбезная. Мегрэ охватывает раздражение, подобно тому, какое испытывают, когда хотят поймать маленькое животное, ящерицу или ужа, а оно беспрестанно проскальзывает между пальцами. Ему трудно принимать Фелиси всерьез; а все-таки приходится. Он чувствует: лишь от нее и только от нее он сможет узнать правду.
— Ведь я просил вас не отлучаться из дома…
Она смотрит на него с подчеркнуто-самодовольной улыбкой, словно говорит: «А я взяла и ушла! Вот видите!»
— Могу я узнать, зачем вы поехали в Париж?
— Да просто погулять!
— Правда? Учтите, скоро я буду знать все, что вы там делали, во всех подробностях.
— Знаю. Какой-то дурень не отставал от меня ни на шаг.
— Какой дурень?
— Высокий, рыжий. Ему пришлось шесть раз пересаживаться в метро вслед за мной.
Наверное, инспектор Жанвье. Видимо, он установил за ней слежку, как только грузовичок механика подъехал к заставе Майо.
— С кем вы хотели встретиться в Париже?
— Ни с кем.
Она садится ужинать. Более того, она кладет перед собой какойто бульварный роман, где страница заложена ножом, и спокойно принимается читать.
— Скажите мне, Фелиси…
У нее козий лоб. Вот что поразило комиссара, когда он ее увидел в первый раз. Теперь он осознал это. Высокий и упрямый лоб, как у козы, которая безрассудно бросается на любое появившееся перед ней препятствие.
— Вы собираетесь одна провести ночь в этом доме?
— Разве вы собираетесь здесь остаться?
Она ест, она читает, а он скрывает свою досаду под ироническим выражением лица, которое хотел бы выдать за отеческое…
— Сегодня утром вы мне сказали, будто уверены в том, что получите наследство…
— Ну и что!
— Откуда вы это знали?
— Знала, и все тут!
Она приготовила себе кофе, наливает чашку и пьет. Чувствуется, она любит кофе, смакует каждый глоток, но не предлагает своему собеседнику.
— Я навещу вас завтра.
— Как вам угодно…
— Надеюсь, за это время вы подумаете…
Она вызывающе смотрит на него своими светлыми глазами, в которых ничего нельзя прочесть, и, пожимая плечами, бросает:
— О чем?
Почти у дверей «Мыса Горн» Мегрэ сталкивается с Жанвье, который довел свою слежку до Жанневиля. Огонек его сигареты светится в темноте… Тишина. Сияют звезды. Поют кузнечики.
— Я узнал ее сразу, начальник, по приметам, которые Люка сообщил по телефону. Когда грузовичок поравнялся с заставой, девица сидела рядом с механиком, их можно было принять за дружную супружескую пару. Она вышла, поднялась пешком по проспекту Гранд-Армэ, по пути разглядывая витрины. На углу улицы Вилларе де Жуаиез зашла в кондитерскую, съела полдюжины пирожных с кремом и выпила портвейна.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!