Дети Эммануэль - Эммануэль Арсан

— Еще немного и хватит… Я остановлюсь вовремя. Молодаяженщина ощущала, что и ее все сильнее охватывает возбуждение и она готоваиспытать его полностью, но еще больше она стремилась продлить его, заставляясебя и партнера сдерживать страсть. Конечно, она признавалась в любви и другимлюдям, причем была совершенно искренней, но все это было до Брюса. Этот молодойчеловек поразил ее своей красотой. Он был красив от головы до ног, он былпросто ошеломляюще прекрасен. Но самой совершенной, самой вожделенной частьюего тела был для Эммануэль половой орган, который был одновременно крепким ихрупким, мудрым и бестолковым, медленно-ленивым и стремительно-быстрым…

Брюс взял Эммануэль за плечи и легким движением заставил еелечь на пол… Несколько раз за этот вечер двое возлюбленных испытали оргазм ихотели повторить все вновь и вновь, но силы оставили их, и они лежали в полнойтишине друг возле друга, еще не совсем отдышавшись после бурной и изнуряющейлюбви.

Брюс никак не мог отделаться от мысли, что весь дом слышалих крики и вздохи, и не решался выйти из комнаты, по крайней мере, до тех пор,пока не пройдет первое смущение.

Эммануэль, отдышавшись, неожиданно возобновила разговор стого места, на котором он прервался.

— Я просто влюблена в твой член. Я люблю и тебя, но егобольше. Он все знает, все умеет, именно этим он и отличается от тебя.

Брюс слушал ее невнимательно, смысл ее слов доходил до негоурывками. Главной для него была возможность видеть ее лицо, ощущать ее тело,чувствовать его запах.

— О чем ты думаешь, когда занимаешься со мной любовью?Когда я нахожусь перед тобой в твоей излюбленной позе? Когда мое влагалищепредстает перед тобой как мишень? Ведь ты не можешь устоять, когда видишь меняв такой позе… Ты не можешь не обнять меня, не взять меня — силой, лаской,уговором, но взять. Все твое естество стремится к этому, ты жаждешьменя! — Эммануэль продолжала говорить, не открывая глаз. — Я тожемогу любить тебя, потому что мой половой орган так же прекрасен, как и твой.

Брюс не дал ей продолжить. Он повернулся к ней и буквальновпился властным, но нежным поцелуем. Он почувствовал, как вновь набухают соскиЭммануэль под влиянием новой волны возбуждения. Он оторвался от ее губ и началласкать ее грудь. Он перебирал губами ее соски, слегка дотрагиваясь до нихзубами, словно желая попробовать их на вкус.

Его язык опускался все ниже и ниже, пока не достигвлагалища, и, проникая в святая святых каждой женщины, он словно остановился намгновение в нерешительности, потом двинулся вперед, осторожно ощупывая всевокруг с тем, чтобы чуть позже, уже полностью освоившись, впиться зубами вклитор Эммануэль, заставив ее вскрикнуть то ли от боли, то ли от переполняющегоее тело наслаждения. Теперь никто из них не знал, где кончается одно тело иначинается другое, пот, слезы — все стало общим и неразделимым…

Первой пришла в себя Эммануэль.

— Ты, наверное, удивился, когда я предложила тебезаняться любовью буквально через несколько часов после того, как с моими детьмислучилось несчастье? Но мы все каждую минуту рискуем умереть. Так что же, намиз-за этого отказываться от любви? Наоборот, нужно, скорее восполнять упущенноевремя, ведь никто не знает, сколько именно ему отмерено прожить!

Брюс, видимо, не испытывал удовольствия от этого разговора ипопытался прервать ее:

— Ты не могла бы поговорить о чем-нибудь другом? Твоидоводы в пользу любви мне кажутся слишком мрачными.

— Мрачными? Но ты все понимаешь совсем наоборот! Разветебе, проводящему все свое время за черными стенами и под закопченным потолком,заменяющим чистое небо, чужды те желания, которые испытываю я и мои дети? Мывсе думаем о развлечениях и наслаждении и забываем о риске, которому иногдаподвергаемся. Мы забываем о риске, чтобы в нашей памяти осталось лишьвоспоминание о наслаждении и радости!

— Какая радость? Откуда ты знаешь, чем они там внутризанимались?

— Они обменялись одеждой для какой-то новой,неизвестной нам игры, а мои дети умеют играть так, чтобы приносить друг другурадость. Да, они задыхались, но задыхались обнявшись, и, как это ни парадоксально,они были свободны.

— В закрытой и задымленной печке?

— Человек всегда свободен, когда настоящее и будущеедля него едины. Именно это и дает нам секс. Ты никогда не обращал внимания нато, что некоторые детские рисунки весьма сексуальны? Вернее, имеют оттеноклюбви. Это потому, что новорожденные занимаются любовью гораздо чаще, чем мы,причем с куда большим желанием, я уверена. Именно их сила воображения,остающаяся в нас долгие годы, продолжает влиять на наше взрослое сознание.

— Хорошо, — согласился Брюс, — иногда тырассуждаешь, как ребенок, в то время как меня упрекаешь в незрелости! Как жемне понять тебя?

— А ты попытайся! Тебе все же двадцать восемь лет, и тыстарше меня.

— Да, старше, причем намного. Иногда мне кажется, чтотебе не двадцать пять лет, а всего четырнадцать или пятнадцать.

— Пусть так, но я никогда не боялась будущего и нестаралась уйти от прошлого. Ты же изобрел собственный способ сохранять мечты,помещая в своей мастерской фотографии и скульптуры молодых девушек и их матерей.Они для тебя важнее, чем живое тело.

Они надолго замолчали, потом Эммануэль встала и подошла кокну. Ее лицо было серьезно и задумчиво. Постояв немного у окна, она вернуласьк Брюсу.

— Ты был прав, — сказала она. — Язамечталась. Действительно, какое могло быть удовольствие или радость в этойпроклятой печке! Самое лучшее, самое настоящее должно происходить при светедня.

Неожиданно она взмахнула рукой, словно сбрасывая наваждение,и произнесла:

— Пойдем приготовим ужин, а то скоро вернется Жан.Подай мне, пожалуйста, блузку.

— Ты не настолько эмансипирована, как хочешьказаться! — воскликнул Брюс. — Почему ты не хочешь заняться со мнойлюбовью при своем муже? Почему не предложишь ему присоединиться к нам?

— Только потому, что не уверена, что ты достаточновлюблен в меня. Когда я смогу убедиться в этом, для тебя не будет ничегоневозможного. — Не давая Брюсу опомниться от этих слов, она продолжала:

— Я тебя люблю, и именно поэтому ты мой любовник.Далеко не каждый человек имеет шанс стать моим любовником. Но еще меньшесуществует возможностей стать моим мужем. — Она бросила на молодогочеловека несколько озорной взгляд и добавила:

— А быть моим мужем куда лучше… — С этими словамиЭммануэль обняла Брюса и поцеловала. — Разве ты не хотел бы в одинпрекрасный день стать моим мужем?

Брюс стоял молча и неподвижно, словно боясь неосторожнымдвижением погасить такой порыв откровенности со стороны Эммануэль.