Ее величество кошка - Бернард Вербер

Рождавшихся в этих плаваниях котят моряки продавали в портах. Котят также дарили греческим женщинам наряду с лакомствами и цветами. Их оценили крестьяне, страдавшие от грызунов, хозяйничавших в амбарах, они увидели в котах заодно и защиту от скорпионов и змей (в этом качестве коты заменили зловонных хорьков).

Вместе с торговыми караванами кошки добрались до Индии, где их стали чтить в виде богини Сати с кошачьей головой, и до Китая, где кошек воплотила богиня Ли-Шоу. Корейский император преподнес кошек в дар японскому императору Итидзё на его 13-летие, после чего кошки быстро расплодились и в Стране восходящего солнца.

Гораздо раньше этого кошки попали с войсками римских завоевателей в Галлию, Германию и Англию, потому что их высоко ценили легионеры Цезаря (тот, правда, кошек боялся).

Ввиду ограниченного количества кошек в каждой стране происходило их близкородственное скрещивание, приводившее к генетическим мутациям. Человек вел отбор, опираясь на определенные свойства: форму туловища, цвет шерсти и глаз. Появились местные породы: персидская в Персии, ангорская в Турции, сиамская в Таиланде.

Так начался первый этап расселения кошек по планете.

Энциклопедия абсолютного и относительного знания. Том XII

«Проблемы всегда возникают наихудшим образом и в наихудший момент», – говорила моя мать.

При всем своем уме она порой говорила глупости: ровно с таким же успехом проблема может возникнуть в наилучший момент, как и в наихудший. Просто мы внимательнее относимся к новым проблемам, когда они добавляются в и без того сложное время.

В данном случае в момент ключевого события я нахожусь в безупречной форме. Сейчас ночь, все вокруг озаряется полной сияющей луной; у меня легкая бессонница (слопала не очень свежую мышку), вот и решила выйти размяться и подышать воздухом.

Теперь о самой проблеме: это заурядная ночная атака полчища крыс. Я использовала слово «полчища», но это, честно говоря, неточно: два раненых кота плывут, мяукая от отчаяния, через реку, преследуемые четырьмя плюгавыми крысами.

То есть проблема вполне решаемая.

Особенность ситуации заключается, пожалуй, в том, что преследователей отличает крайняя решимость. Когда обессиленные коты добираются наконец до южного берега, крысы (хоть и чувствующие, видимо, что оказались на территории, где им не рады), не прекращают преследование. Две первые вылезают на мой остров.

Вы меня знаете – я не из тех, кто дрогнет перед созданиями вдвое меньше меня, к тому же не наделенными устрашающими клыками. Особенно отважной меня не назовешь, зато я игрива и воинственна, и для меня эта ситуация – отличная возможность проявить свой боевой настрой.

Ах, крыски, вы не представляете, с кем имеете дело!

Я неслышно подкрадываюсь, готовая выпустить когти, шерсть стоит дыбом – так я кажусь крупнее и страшнее для неприятеля. Мне на пользу то, что первая выбравшаяся на берег крыса еще мокрая – при такой тяжелой шерсти единоборство ей противопоказано. Прежде чем она что-либо предпримет, я убиваю ее ударом правой лапы с выпущенными до отказа когтями. Свернув ей шею, я одним махом предотвращаю возможную вспышку агрессивности.

Но вторая крыса, достигшая берега, проявляет бесстрашие и не отказывается от первоначальных планов. Я не произвожу на нее устрашающего впечатления, и она кидается на меня, следуя импульсу жалкого умишка, свойственного ее породе. Длинные резцы вонзаются в мое плечо – это больно, но я не отступаю.

Я сбрасываю крысу с себя, чуть отбегаю, разгоняюсь и атакую ее с разинутой пастью. Она делает то же самое, что приводит к лобовому столкновению под лязг зубов. Каждый из нас старается как можно больнее укусить неприятеля. Я чувствую вкус крысиной крови, крыса стегает меня своим розовым хвостом по глазам, как кнутом, я наношу разящий удар своей черно-белой лапой и выдираю из ее тела орган, который ей больше не понадобится, – сердце.

Люди вроде бы действуют точно так же в отношении своих соплеменников, подвергнутых анестезии, – в лечебных целях. Лично я ни к какой анестезии не прибегаю, ибо моя цель – убить.

Вскоре на берег вылезают еще две крысы, но они, увидев, что стало с их предшественницами, и, сообразив, что ждет их самих, благоразумно ретируются.

Я съедаю сердце своего врага, тщательно пережевывая, поскольку знаю, что крысиное сердце жилистое. Эту победную трапезу я завершаю торжественной отрыжкой.

К моим достоинствам относится скромность в минуты торжества.

Оба спасенных кота смотрят на меня с восхищением. Им изрядно досталось: уши порваны, морды в крови, один лишился глаза, у другого прокушена лапа, шерсть свалялась. Они все еще дрожат от страха и от голода.

Я подзываю мяуканьем наших слуг – людей. Подбегают две молодые женщины, они, оценив ситуацию, кормят и успокаивают обоих пострадавших. Дождавшись, когда коты придут в себя, я интересуюсь:

– Что с вами случилось?

– КРЫСЫ! – отвечает один, в ужасе тараща глаза.

Тоже мне, открытие!

– Где? Когда? Почему?

Второй кот рассудительнее первого.

– Мы жили на юге Парижа, – сообщает он. – Когда разразился кризис, людей – наших слуг – перебили, и мы отправились на поиски еды. Оказалось, что все вокруг разорено. Мы пережили Крах, сбившись в стаю. А потом вдруг увидели…

Его трясет от ужаса.

– Что увидели? – требую объяснений я.

– Армию крыс. Они без устали убивали, никого не оставляя в живых.

К рассказчику присоединяется первый кот:

– Это настоящее полчище, и оно отличается необычной агрессивностью.

– Им удалось одолеть и присоединить к себе все остальные крысиные стаи в районе. Получилось единое несметное войско. В нем не сотни и не тысячи, а десятки тысяч крыс, они текут, как река блестящих черных глазенок, бурой шерсти и острых белых резцов, и сносят все на своем пути.

На горизонте уже высовывается утреннее солнце, а два кота никак не завершат свой рассказ, продолжая друг друга дополнять.

– Они прекрасно организованы и атакуют волна за волной, не позволяя от них увернуться. Все, даже люди, в страхе бегут от них.

– Они наступают на район Парижа с юга.

Пифагор, слушая их показания вместе со мной, нервно чешет задней лапой правое ухо – признак крайней озадаченности.

– Это то, чего я опасался. У нас не осталось выбора, пора убираться, – мяукает он.

Я, не желая поддаваться панике, отвечаю ему:

– Крысы уже попытались взять над нами верх, их были целые тучи – и ничего у них не вышло.

– Один раз они потерпели неудачу, но это не значит, что так будет всегда. Лебединый остров слишком узкий, его трудно оборонять. Они обязательно извлекут урок из своего недавнего поражения и в следующий раз исправят недочеты. Ждать нельзя, надо срочно уходить, – настаивает Пифагор.