Не навреди ему - Джек Джордан

– Я сейчас скажу кое-что чрезвычайно важное. Не буду повторять дважды, так что слушайте внимательно, не пропустите ни одного слова.

Я открываю рот, чтобы возразить.

– Ваша соседка мертва.

Он так просто это произнес, что я не сразу понимаю ужасное значение его слов. Но когда до меня доходит, это как удар в висок. В мозгу у меня начинает верещать тонкий свисток.

– Ваш сын у нас.

4

Анна

Четверг, 4 апреля 2019 года, 18:27

Я застываю в кресле, глядя на этих людей.

На короткое мгновение все замирает. В моем сознании – кристальная пустота. Сердце глохнет с болезненным толчком. Воздух застывает в легких. А потом все снова разом обрушивается на меня. Я делаю отчаянный, гортанный вдох, а слезы разъедают мне глаза.

Это неправда… Этого не может быть…

– Доктор Джонс, сосредоточьтесь. Это важно.

Я покорно киваю, одна-единственная слеза ползет по моей скуле.

– Ваш сын в безопасном месте, с ним не случится ничего плохого, если вы будете делать, как мы скажем.

Этот человек, которого я вижу впервые, использует против меня мои же методы. У него тот же тон, которым я говорю родственнику пациента, что пациент умер: сочувственный, но твердый. Мои соболезнования.

– Нужно выполнить одно простое задание, и вам вернут его в целости и сохранности.

У меня подпрыгивает сердце, с такой силой и быстротой, что грудь отзывается болью.

– За… задание? – спрашиваю я хриплым от страха голосом.

– Через два дня вам нужно будет убить Ахмеда Шабира на операционном столе.

У меня отказывает желудок. Меня сейчас стошнит. Перед глазами круги. Я хватаюсь за подлокотники кресла и вжимаю ступни в ковер, отчаянно пытаясь обрести почву под ногами.

– Если вы кому-то об этом расскажете, ваш сын умрет. Если во время выполнения задания вас разоблачат, ваш сын умрет. Если вам не удастся убить пациента, ваш сын умрет вместо него.

Двое на диване смотрят на меня так внимательно, что я буквально чувствую, как меня прожигают их взгляды, но не могу отвести глаз от человека в кресле. Он просит меня сделать невозможное. Не только с этической, но и с практической точки зрения. Но при мысли о том, что он сделает, если я не выполню его задание, глаза у меня снова наполняются слезами. Я хочу спросить, зачем ему это нужно, но он меня опережает.

– Мы поменяли замки, так что можем войти и выйти из дома, камеры будут следить за вашими действиями круглые сутки. Это телефон, по которому мы свяжемся с вами, чтобы сообщить дальнейшие шаги.

Я смотрю на журнальный столик как в тумане. На нем лежит связка новых ключей, дешевый предоплаченный телефон и два аккумулятора.

– Это для вашего личного телефона и для рабочего, – говорит он, проследив за моим взглядом. – Чтобы отслеживать ваши передвижения и ваши разговоры.

Я слышу голоса с подъездной дорожки и оборачиваюсь. Двое, которых я увидела первыми, копаются в моей машине.

– Ставят трекер, – говорит он. – Мы узнаем, если вы попытаетесь его убрать.

Это все неправда, думаю я и замечаю, что слегка раскачиваюсь, сидя в кресле. Я прикусываю щеку с внутренней стороны, чтобы почувствовать что-то, кроме чудовищной боли в грудной клетке.

– Мы будем следить за каждым вашим действием, – продолжает он, опуская руку во внутренний карман пиджака. – И уверяю вас: если вы совершите ошибку, то сильно пожалеете об этом.

Он достает руку и с еле слышным звяканьем кладет на журнальный столик пистолет.

– Помните, доктор Джонс: простое задание, и все это исчезнет, как страшный сон.

Смотрю на ствол пистолета, лежащего передо мной, и внешне я мертвенно неподвижна. Но сознание мое превратилось в хаотичную мешанину эмоций. Глаза у меня наполняются слезами от бессилия и потом так же резко высыхают, когда гнев начинает жечь меня изнутри. Я чувствую головокружение и при этом ясно различаю каждый звук. Мой мозг атакуют хаотичные противоречивые мысли.

А потом, совершенно внезапно, удивляю всех, кто находится в этот момент в комнате. Я начинаю смеяться.

Я смеюсь, пока по лицу у меня не начинают течь слезы и становится трудно дышать. Я чувствую, как сильно покраснела. Человек в кресле, двое на диване смотрят на меня в гробовой тишине.

– Вы шутите, – говорю я, вытирая слезы.

Они продолжают смотреть, не произнося ни слова.

Я мгновенно замолкаю.

– Где он? – в панике спрашиваю я, дико глядя на них. – Где Зак?

Они смотрят на меня в мрачном молчании.

– Зак? – кричу я в сторону прихожей, медленно отрывая взгляд от человека в кресле. – Зак?

Я вскакиваю на ноги, инстинктивно бросаюсь к лестнице и бегу наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Добравшись до второго этажа, спотыкаюсь и падаю. В дверях моей спальни смеется, спускаясь со стремянки, человек – он только что повесил на стену камеру. У него в руках еще одна, и я смотрю на маленькую белую линзу, на красный и синий провода, свисающие сзади.

– Зак?

Я поднимаюсь на ноги и бегу по коридору к его спальне, в углу которой стоит еще один человек, тестируя камеру.

– Вон отсюда!

Он вздрагивает и резко поворачивается. Увидев выражение моего лица, он опускает глаза в пол и, бормоча что-то на своем родном языке, проходит мимо меня к лестнице.

Мою грудь наполняет знакомый запах Зака. В его комнате чисто, только кончик пижамной футболки торчит из корзины для грязного белья. Меня охватывает сильное желание зарыться в нее носом и вдыхать.

Зака здесь нет.

Внезапно меня оглушает его отсутствие. До этого момента я не до конца это осознавала, но сейчас при виде его комнаты, его игрушек, пижамы, которую я сняла с него сегодня утром, меня оглушает. Его правда здесь нет. Отчаянный звук, то ли всхлип, то ли вопль, резонирует у меня в горле.

Нет. Не может быть.

Я захлопываю за собой дверь и мечусь между комнатами, в яростной панике выкрикивая его имя и лавируя между людьми, заполонившими мой дом, игнорируя то, как они смеются надо мной. На меня волнами накатывает тошнота. Я бегу, потом замираю, ощущая, как нарастает чувство, что меня вырвет, а кислота жжет горло. Скатываюсь вниз по лестнице и влетаю на кухню.

На сушилке должны стоять кастрюли, сковородки и тарелка с приборами, которыми Зак пользовался за ужином. Но поверхность чистая, я вижу пятнышки засохшего джема возле тостера, где я в спешке лепила нам завтрак.

– ЗАК?

Слышу собственный рев в ответ. Я стою посреди кухни, грудь у меня вздымается и опускается.