История шпионажа - Санш Де Грамон

Однако другие ученые отмечали, что атомные заводы Советского Союза засекречены слишком сильно и обычно их скрывают под другими названиями. Например, аналог Комиссии по атомной энергии в СССР назван Министерством среднего машиностроения.

В это время советские ученые приехали в США, чтобы осмотреть американские атомные установки. Группа, которую возглавлял председатель Комитета по использованию атомной энергии В. С. Емельянов, провела 21 день в поездках по атомным станциям Соединенных Штатов. Сам адмирал Риковер показывал им АЭС «Шиппингпорт» около Питтсбурга. Следующей остановкой была АЭС «Энрико Ферми» около Эри в штате Пенсильвания, затем группа посетила Национальную лабораторию Аргонн, где русские осматривали реакторы и изучали процесс получения плутониевого топлива. В. С. Емельянов с уважением отметил аккуратность проведения работ. Советские ученые посетили Оук-Ридж, Беркли, Лос-Аламос, где узнали детали получения плазмы и удержания ее в магнитной ловушке. Один из гостей сказал во время поездки: «Вы размещаете свои реакторы в круглых зданиях, а мы в прямоугольных, но в этом единственное различие». Американцам пришлось поверить ему на слово, потому что они так и не смогли совершить такую же поездку по Советскому Союзу.

Профессор Иллинойсского университета Питер Аксель оказался в затруднительном положении, когда правительство поручило ему организовать обмен делегациями ученых между СССР и США в 1959 году. Он отмечал впоследствии, что у советской стороны нет никаких законов, регулирующих подобные обмены, добавив при этом, что, несмотря на все его усилия, он так и не узнал, от какой организации Советского Союза должно исходить ответное приглашение. Аксель также подчеркивал, что у него сложилось впечатление, что «Советы пытаются избежать ответных визитов, связанных с некоторыми техническими и научными вопросами».

Эдуард Теллер, венгерский физик, сыгравший ключевую роль в разработке водородной бомбы, писал в одной из журнальных публикаций, что можно многое сказать о свободном обществе и отсутствии засекреченности определенных научных достижений. «В Америке, — писал он, — люди не любят работать тайно. Обстановка секретности заставляет наших лучших ученых уходить из тех областей науки, развитие которых особенно важно для нас. Большинство предпочитает работать там, где поощряется свободный обмен идеями, что может сделать тебя известным».

Секретность, по мнению Теллера, по своей сути похожа на инфекцию. Она воздвигает стены между друзьями, делает невозможными открытые обсуждения на международном уровне. Открытость в определенной степени помогла бы сплочению мира. С другой стороны, по мнению Теллера, в России секретность стала образом жизни, что особенно чувствуется в области ядерных разработок.

Таким образом, обсуждая проблему доступности информации, мы оказываемся между требованиями элементарной безопасности и верой в то, что секретность не поощряется в свободном обществе. Мы жалуемся на то, что русские получают много информации из наших открытых источников, но предложения ввести цензуру вызывают еще большие протесты.

2. Существует вопрос: как сделать работу разведывательной и контрразведывательной организаций эффективной в условиях демократического государства? Эта проблема влияет на деятельность двух организаций США — ФБР, отвечающего за контрразведку и внутреннюю безопасность, и ЦРУ, в чьем ведении находится внешняя разведка.

Дж. Эдгар Гувер долгое время был фаворитом многочисленных комиссий, изучавших работу агентства, которое он возглавлял. В докладе комиссии, изучавшей в 1955 году работу разведывательных организаций, говорится: «Нами установлено, что ФБР, благодаря личным качествам своего директора, стало агентством, которое можно ставить в пример подобным организациям. Мы признаем, что ФБР ведет наиболее успешную контрразведывательную работу».

Тем не менее Гувер критиковал устаревшие, по его мнению, законы США, которые сдерживают работу этой организации. Он выделял четыре основные помехи:

1. Требование открытого слушания дел, из-за чего правительство не выдвигает никаких обвинений, так как в таком случае нужно вносить секретную информацию в протокол. В Великобритании, например, дело советского агента Джорджа Блэйка слушалось в 1961 году при закрытых дверях. В США основным методом стало убеждение подсудимого в том, что он выиграет от того, что признает свою вину. Закрытое слушание часто обменивается на мягкий приговор. Так, в 1957 году после признания своей вины в шпионаже был приговорен к семи годам заключения Джек Собл. В 1961 году его брата Роберта, фигуру менее важную в шпионаже, приговорили к пожизненному заключению, т. к. он отверг все обвинения в шпионаже.

2. Закон об исковой давности часто останавливает обвинение. После дела Розенбергов этот закон был изменен — он отменял срок давности в делах, касающихся национальной безопасности.

3. Существующее законодательство неприменимо в условиях холодной войны, так как оно направлено против военного шпионажа. В результате обвинению приходится опираться на статьи о сговоре, по которым для вынесения приговора достаточно только доказать существование заговора. Большинство дел о шпионаже в США в годы холодной войны заканчивалось именно таким образом.

4. Препятствием в расследовании и доказательстве вины является дипломатический иммунитет. ФБР решало подобные проблемы, обращаясь в МИД, который объявлял подозреваемых дипломатов персонами нон грата.

Иногда государство «снабжает» ФБР необходимыми законами. В 1934 году конгресс предоставил ему право задерживать людей на основании письменного разрешения судьи. Чтобы защитить от ареста невиновных людей, требовалось предъявить основания для подозрений. В 1949 году при аресте Джудит Коплон агенты ФБР не представили судье собранных доказательств, благодаря чему через месяц апелляционный суд снял с нее все обвинения. Спустя месяц после этого случая конгресс внес в закон поправку, разрешающую арест без разрешения судьи в тех случаях, когда существовала угроза национальной безопасности. Это было первое ограничение демократии ради вопросов государственной безопасности, когда стало предпочтительнее узаконить запрещенные ранее действия полиции, чем позволить шпиону уйти от ответственности.

ФБР совершает много неджентльменских поступков — оно прослушивает телефонные переговоры, вскрывает почту, заставляет прислугу и родственников подозреваемых следить за ними, производит аресты без объяснений и даже, как недавно выяснилось, применяет силу для получения необходимых показаний.

Тем не менее ФБР старается поступать деликатно. Речь Гувера звучала особенно убедительно, когда он в 1960 году объяснял конгрессу действия ФБР по прослушиванию телефонных переговоров. Он заявил, что «на всей территории США прослушиваются переговоры всего 78 человек и все эти случаи связаны с проблемами национальной безопасности… Политика, которой следует ФБР, полностью подчиняется законам, и только в этой организации для начала прослушивания требуется письменное разрешение руководителя агентства. Важной и нужной предосторожностью можно назвать то, что прослушивание должен разрешить и Генеральный прокурор. Необходимо отметить, — говорил Гувер, — что большая часть критики в наш адрес исходит либо от самих преступников, либо от адвокатов, представляющих их интересы». Таким образом, Гуверу удалось сделать ФБР эффективной контрразведывательной организацией, несмотря на все его жалобы о несовершенстве законов. Он достиг этого, находясь, по сути, в том же положении, в котором не удержалось ЦРУ. Агентство Гувера никогда не обвиняли во вмешательстве в политические вопросы. Его критиковали за секретность, удаленность от общества, но ФБР никогда не оказывалось в таком же положении, как и ЦРУ.