Хозяин травы - Нина Габриэлян

И то ли в рисунках этой девочки было нечто, наводящее на мысль о том, что и ей знакома ночная сторона жизни, то ли… Не знаю.

Когда раздался телефонный звонок и в трубке еле слышно, как будто звонили по крайней мере из созвездия альфы Центавра, прошелестело «здравствуйте», я почему-то разволновался. «Полина! — закричал я. — Полина, говорите в трубку, я вас почти не слышу». — «Я только хотела спросить, прошептали в трубке, — вы действительно хотите, чтобы я пришла к вам? Вы мне Верлена обещали». Я решительно не помнил ни о каком Верлене, но… «Действительно, действительно! Я буду вам очень рад! Записывайте адрес». «Я записываю», — донеслось из трубки — тихо-тихо, еле различимо.

Когда я открыл ей дверь, она стояла, склонив голову набок, и то ли радостно, то ли испуганно смотрела на меня. Одета она была все в ту же красную юбку и серую кофту.

— Как вы хотите, сперва кофе попьем, а потом, чуть попозже, пообедаем? Или сразу обед?

— Не знаю… Как в вашем доме принято…

— Да никак особенно не принято. Вы во сколько завтракали?

— Я утром пила молоко.

— Так вы голодная? Тогда быстренько накрывать на стол. Вон там, в серванте, — тарелки и чашки.

Вернувшись из кухни с банкой соленых огурцов, я увидел, что девочка листает томик Пушкина.

— Вы любите Пушкина? — спросил я.

— Нет, что вы! Его значение сильно преувеличено.

— Вот как? — улыбнулся я.

— Он ведь не создал ничего оригинального. Все это перепевы из европейской поэзии, — наставительным тоном пояснила девочка. — Ой, может быть, я вас обидела?

— Да нет… — Ее самоуверенность позабавила меня. — Вот колбасу режьте.

— Спасибо, я не ем мяса.

— Вы вегетарианка?

— Нет, просто не хочу привыкать к той пище, которая мне не по карману. Ведь потом будет хотеться. — Она застенчиво улыбнулась.

— Скажите, — осторожно спросил я, — а кто ваши родители?

— Мама учительница, а папы у нас нет. Я незаконнорожденная. — Она тревожно заглянула мне в глаза. — Это вас не смущает?

— Что вы! Что вы! Так вы с мамой живете?

— Нет, мама у меня в Горьком. Я здесь одна. Я окончила Училище памяти 1905 года.

— А где же вы живете?

— Когда у кого. Несколько дней жила у Аркадия Ефимовича, ну, который нас с вами на выставке познакомил. Только вы ничего не подумайте, у него жена есть. Теперь у одной знакомой живу. Она в Туркмению поехала на этюды. Через месяц вернется.

— Еще раз извините, что расспрашиваю, но…

— Ничего, ничего, пожалуйста, я привыкла.

— Гм, да я ничего особенного, я только хотел спросить, сколько же вам лет?

— Двадцать три.

— Двадцать три? Я думал, вам не больше семнадцати.

— Просто я хорошо сохранилась.

Почудилось ли мне, или и впрямь в глазах у нее сверкнул издевательский огонек? Нет, наверно, показалось, потому что она уже смотрела не на меня, а на мелкий рисунок тарелки.

— Ох, что же я! Кушайте. Огурчик положить?

— Спасибо, — прошептала она.

Ночью я увидел мать. Такой, какой она была в моем детстве. Она медленно распрямилась над тазом, стряхнула с рук мыльную пену и сказала: «Я же тебе запретила лазать на чердак». И я тотчас же оказался на чердаке и увидел, как зеленоватый луч ударил в окошко и превратился в рыжую девочку с огненным помидором в руке. «Не шуми», — строго сказала девочка и откусила помидор. На ней было короткое байковое платье, и из-под него вылезали розовые штанишки. «Не шуми», — повторила она. «Это Шурочка», — сказала мать, она уже почему-то тоже была на чердаке. «Какая же это Шурочка? — удивился я. — Она же умерла». В ответ мать молча протянула мне круглое зеркальце. «Это не Шурочка!» закричал я и ударил мать по руке. Зеркальце выскользнуло и, ударившись об пол, разлетелось сверкающими осколками.

Здание метро мягко и округло розовело под сухими лучами бабьего лета, время от времени исторгая из себя разноцветные стайки пассажиров, пятипалый желтый лист отлепился от ветки клена, медленно покружил в воздухе и, со слабым шорохом опустившись на тротуар, начал красться к моим ногам. Затем второй, третий… А Полины все не было. Листок подкрался ко мне и стал тихо карабкаться на ботинок. Я отдернул ногу и переместился в сторону от ползущих на меня листьев. И тогда я увидел дом. Двухэтажный, из красного кирпича. Из подворотни дома выбежала Полина и с перепуганным лицом помчалась через дорогу к метро.

— Полина, Полина, я здесь! — закричал я и замахал руками. — Что случилось?

Она чудом увернулась от выскочившей из-за угла машины и впрыгнула на тротуар.

— Да что с вами?

— Кузнечик, — прошептала она.

— Какой кузнечик? Ничего не понимаю.

— Там большой кузнечик. Я не рассчитала и приехала раньше. Решила где-нибудь во дворе посидеть. На скамеечке. А он прыгнул на меня.

Я хотел рассмеяться, но лицо девочки выражало такой ужас, что я сдержался.

— Успокойтесь, давайте сперва зайдем в кафетерий, а в музей тогда уж попозже.

Я твердо взял ее за руку и повлек в конец сквера к стекляшке кафетерия. Рука была маленькая, холодная и влажная.

В кафетерии было грязно и малолюдно. Я выбрал относительно чистый столик, усадил за него Полину и направился к стойке. Вернувшись с кофе и булочками, я обнаружил, что она, скорчившись, сидит на стуле, поджимая под себя правую ногу, и сосредоточенно постукивает себя по зубам костяшками левой руки.

— Кушать подано! — Я склонился в шутливом поклоне.

— Ай! — Девочка отдернула руку ото рта, лязгнула зубами и вскинула на меня глаза. — Это вы?

— Нет, это Серый Волк, давайте кофейку попьем. Смотрите, какие булочки. Еще теплые.

— Я, кажется, поняла. — Девочка аккуратно отщипнула кусок булочки. — Это была самка. А кофе сладкий?

— Да, с сахаром.

— Я вообще-то стараюсь воздерживаться от сладкого. Ведь я такая чувственная. Мне надо воздерживаться. Да, это точно была самка. Я ее узнала, это Saga pedo. У них не бывает самцов. Только самки. Они размножаются партеногентическим путем.

— Парте… как?

— Ну, партеногенез, бесполое размножение. Одни самки. Амазонки своего рода. Но почему она на меня набросилась? Они никогда на людей не нападают. И вообще они тут не водятся.

— Да почему вы думаете, что она на вас напала? Случайно прыгнула…

— Нет-нет. Случайность исключена. Вы знаете, они такие интересные, эти Saga pedo. Правда, хищницы, но ведь бесполое зачатие! Вот если бы и у людей так было!

Я чуть не захлебнулся кофе.

— Я что-то не так сказала? — обеспокоилась Полина. — Но ведь это же элементарно. Правда, я как-то раз пыталась объяснить Аркадию Ефимовичу влияние насекомых на наши философские представления, а он обиделся. Сказал, что я оскорбляю его чувства. Странно, взрослый человек… и в общем-то тонкий… И вдруг такая узость мышления. Нет, вы не подумайте, что я что-то… Он очень хороший человек. Но почему она все-таки на меня напала? Обычно на меня нападают стрекозы. Ну это понятно. Но чтобы кузнечик! значит, дело зашло уже далеко.