Хтон - Пирс Энтони

Атон с запозданием понял, почему Счетовод оборвал его объяснение. Он не мог допустить свободного знания. Проще сразу же вызвать недоброжелательство, чем потом распутывать клубок. Это был честный человек, в стиле Хтона.

— Ответ может тебе не понравиться, — сказал Атон.

— Я хочу начистоту.

Они переглянулись и кивнули.

— Тебе кажется, здесь слишком тихо? — издалека начал Счетовод. — Не удивительно. Это только часть Хтона — лучшая его часть. Примерные заключенные: безвредные невротики, политические, предсказуемые сумасшедшие. У нас легкая жизнь, потому что мы избраны, знаем друг друга, и мы — высшая инстанция. Но внизу… туда путь есть, а назад нет. Всех, с кем мы не можем справиться, бросают в дыру и забывают о них. Там-то и находится рудник; мы спускаем вниз еду, а они посылают наверх добытые гранаты.

— Тюрьма в тюрьме!

— Верно. Снаружи думают, что мы все — одна большая несчастная семья, занятая драками и добычей. Может, внизу так и есть. Не знаю. Но нам нравится, что здесь тихо, и мы поступаем с шахтой так же, как внешний мир с нами: нет гранатов — нет пищи. Нам первым достается еда; и нам не приходится много работать, разве что для поддержания привычного хода вещей. Мы не можем выбраться — но живем, в общем, неплохо. Порой спускают новичка, вроде тебя, это на время разнообразит жизнь, пока мы не ставим его на место.

— Не выбраться, — сказал Атон.

— Наши пещеры заперты. Это удерживает нас внутри, а чудовищ — снаружи. Внизу… никто не знает, где заканчиваются туннели и что в них.

Неисследованные пещеры! Единственная надежда на побег. Иначе говоря — столкнуться с тюрьмой, которой страшатся самые отпетые заключенные, смешаться с людьми, слишком порочными, чтобы принимать какие-либо нравственные запреты. Ничего другого не оставалось.

— Насчет Кретинки, — сказал Атон, делая свой ход и зная продолжение. — Не при чем ни она, ни ты. Она — славная девушка; я бы овладел ей, если бы мог. Но что-то остановило меня, что-то, с чем мне не совладать.

— Остановило космогарда в такой интересный момент? Странный ты человек! Ты и твоя проклятая книга.

Атон произнес слово, приговорившее его:

— Миньонетка.

Счетовод уставился на него:

— Я слышал об этом. Сказки… ты хочешь сказать, что встречал ее? Они в самом деле существуют?

Атон не ответил. Счетовод отступил.

— Я слышал о том, что они делают. О мужчинах, которые… — его голос, до этого дружелюбный, стал безучастным. — Неприятность в тебе. А я послал к тебе Кретинку.

Счетовод принял решение:

— Я не хочу знать больше. Ты не наш, Пятый. Ты должен спуститься вниз. Меня не волнует, сколько людей ты убьешь: с нами ты не останешься.

Такой реакции Атон и ожидал.

— Никаких убийств, — сказал он. — Я пошел.

Хвея была пасторальным миром без пасторальных животных. Ее невысокие горы и тихие долины не требовали борьбы. Постройки не заполняли всю поверхность, лишь несколько угловатых объектов человеческой цивилизации уродовали естественный пейзаж. Население было небольшое и избранное, оно едва бы заполнило самый маленький из городов мегаполисной Земли. Основное занятие было одно, как и предмет экспорта: хвеи.

Маленький мальчик бродил по круговым полям Династии Пятых, стараясь не наступать на зеленые цветы, тянувшиеся к нему. Слишком юный, чтобы их выращивать, он мог быть лишь их другом. Растения вокруг него выступали совокупной личностью, почти осязаемой аурой, которая ласкала его, успокаивала…

Вчера ему исполнилось семь лет, и он все еще благоговел перед этим чудом — очередной год так внезапно свалился на него. На восьмом году жизни планета стала меньше, и он хотел исследовать ее вдоль и поперек и освоить новые измерения.

В руках он нес большой тяжелый предмет — подарок на день рождения. Это была книга в лоснящемся водонепроницаемом переплете, с блестящей металлической застежкой, снабженной цифровым замком. Витиеватые буквы на обложке гласили: ДЗЛ, а ниже от руки было приписано его имя: АТОН ПЯТЫЙ.

Девственный лес Хвеи подступал к самым садам, деревья были менее восприимчивы к настроению человека, чем выращиваемые растения, но так же дружелюбны. Мальчик вошел в тень леса, оглянувшись напоследок на дом своего отца, Аврелия, далеко за полем. Атон постоял у новой садовой беседки, построенной в этом году, застенчиво поглядывая на высокую остроконечную крышу и обдумывая чересчур огромные для него мысли. Потом заглянул за беседку, где горячее черное шоссе извивалось в сторону космопорта — асфальт, ведущий за его мальчишеские горизонты.

В эту минуту задумчивости послышались звуки музыки, несомые слабым ветром, — слишком воздушные, чтобы быть реальными. Мальчик остановился и прислушался, — он поворачивал голову то туда, то сюда, улавливая напев, его музыкальный слух был неразвит, но не поддаться неотразимой красоте мелодии было невозможно.

Песня поднималась и опускалась призрачными завываниями — тончайшая мелодия, исполняемая на каком-то сказочном инструменте. В ней были и трели птиц, и журчание неприметного ручейка, и изящные звуки полузабытых мелодий древних трубадуров. Атону вспомнилась музыка, в которой позднее он узнал «Зеленые рукава» и «Римские фонтаны», а также более старые и новые вещи — и он был очарован.

Песня прервалась незаконченной. Семилетний мальчик забыл обо всех делах, охваченный желанием услышать окончание. Он обязательно должен его услышать.

Волнующая мелодия послышалась опять, и он, прижав к груди огромную книгу, пошел вслед за своим любопытством в лес. Очарование росло, все крепче цепляясь за его разум; прекраснее этой вещи он еще не слышал… Громадные деревья сами, казалось, реагировали на песню, замирая и позволяя ей плыть меж ними. Атон дотрагивался до стволов, храбрился, когда проходил мимо бездонного лесного колодца (он боялся его черной глубины), и шел дальше.

Теперь он различал музыку более отчетливо, но она завела его в незнакомую часть леса. Послышался женский голос, в котором угадывались обертоны обещания и восторга. Ему в контрапункт аккомпанировали изящные арпеджио нежнозвучного струнного инструмента. Женщина пела песню, и смысл едва слышных слов вполне соответствовал настроению леса и дня.

Атон вышел на поляну и заглянул за высокие папоротники, вздымавшиеся вдоль ее края. Здесь он увидел лесную нимфу — молодую женщину такой потрясающей и изысканной красоты, что даже ребенок, едва перешагнувший рубеж семи лет, смог понять, что на его планете подобных ей нет. Завороженный, он смотрел и слушал.

Нимфа почувствовала чужое присутствие в папоротнике и замолчала. «Нет!» — хотелось крикнуть ему, когда песня прервалась посреди припева, но она уже отложила инструмент.

— Подойди ко мне, молодой человек, — сказала нимфа отчетливо, но негромко. Неожиданно обнаруженный, он робко направился к ней.