Так поступают только девочки - Олег Сергеевич Агранянц

тебе просьба. У нас крупная неприятность. Поможешь?

Естественно, простодушная Аня сразу взялась помочь своему любимому Гене:

– Конечно, помогу.

– В воскресенье мы с Колей Плакуновым и Толиком Михайловым попались патрулю. Были крепко навеселе. Словом, нам дали по 20 суток губы.

– Бедные, – ужаснулась Анна.

– Ты можешь нам помочь. Поможешь?

– Помогу, помогу, – заторопилась Анна.

– Нам заменили гауптвахту на… на… – Гена сделал вид, что не решается говорить.

Продолжил Петя:

– Нам удалось убедить начальство, что отсутствие четырех человек в течение 20 дней отрицательно скажется на плане. Ты ведь можешь это подтвердить?

– Конечно.

– Ну и нам заменили гауптвахту телесным наказанием.

– Как! – ужаснулась Анна. – И тебе, Гена?

– Мне тоже, – вздохнул Гена.

– Это… это кошмар, – не находила слов Анна.

– Это очень хорошо, – успокоил ее Петя. – Лучше по мягкому месту, это не вредно для организма. А на губе будут бить по почкам, по печени. А уж что зубы выбьют, это точно.

– Могут запросто искалечить, – добавил Гена. – Но мы на тебя надеемся.

– Почему на меня? – насторожилась Аня.

– Наказание проводится офицером-воспитателем и интенсивность определяется офицером-воспитателем. А ты…

– Я не буду, – догадалась Анна.

– Это не трудно. Мы снимем все, что надо, ляжем. Постараемся не вопить, если ты не очень. Ты ведь не очень? Ты меня до полусмерти не запорешь?

– Да как ты можешь такое говорить!

– Тебе нас не жалко. А мы тебе верили.

– Я не буду.

– А кто?

Они начали ее просить, убеждать… и убедили.

– Надо еще чтобы Людка Соломина согласилась выпороть Кольку и Толика. Они ее стесняются попросить. Ты уж ее попроси.

И Анна пошла просить.

– Люда, у меня к тебе просьба. Надо выпороть Колю и Толика.

Та опешила:

– Ты что? Умом тронулась?

– Это не страшно. Они лягут, снимут, что надо. Я тоже сначала не соглашалась. Ты ведь не будешь усердствовать?

– Чего усердствовать? – не могла врубиться Люда.

– Ну, их ремнем… Они хорошие ребята, так получилось. Им надо помочь. Они сами попросить тебя стесняются.

– Идем.

Пошли искать. Нашли. Первой начала Аня:

– Мальчики, не стесняйтесь. Люда согласна вас наказать. – Она повернулась к Люде. – Ты ведь слышала, что с ними на гауптвахте делают.

– За что ты нас собираешься наказать? – начал наступать на Люду Толик. – Ну-ка скажи.

– Да не собираюсь я вас наказывать. Это пришла Анна и говорит, что вы меня будете просить, чтобы я вас… сказать даже стыдно… выпорола.

– Тогда они не попадут на гауптвахту.

– Какую гауптвахту? – и они оба угрожающе повернулись к Анне.

И она все поняла.

Поняла и побежала к Гене и Пете. Увидев ее, те сообразили, что сейчас им влетит. Они вскочили, а взбешенная Анна, сорвав с себя поясной ремень, кинулась на них:

– Я вам сейчас покажу.

Ребята выскочили в коридор. Анна с ремнем за ними. И напоролись на полковника.

– Смирно! – заорал полковник.

И все замерли. Он осмотрел Анну:

– Рукоприкладство в армии запрещено. И ты за это ответишь. Ты думаешь, нет для баб гауптвахты? Есть. Я тебя запрячу туда на месяц.

У Анны от страха тряслись губы. Ребята поспешили на помощь:

– Товарищ полковник, разрешите объяснить.

И все рассказали.

Дослушав до конца, полковник сплюнул:

– Детский сад!

И ушел.

Никаких санкций к Анне применено не было. А ребята взяли взаймы у Люды трешку, и ее же попросили купить пирожные. После обеда они подошли к Анне, попросили прощения и подарили пирожные. Они поворчала, поворчала, потом простила. А вечером вернула Люде трешку:

– У мальчишек нет денег, чтобы тебе отдать.

* * *

Ребята, сначала весело воспринявшие форму своих подруг, начали понимать, что форма – это не просто новое платье и что к водоразделу материальному добавился водораздел более серьезный: водораздел между офицерами и солдатами. Девчонки это почувствовали и при первом удобном случае взяли полковника «в оборот».

– Какое безобразие, – говорили они. – Зачем так унижать ребят! Неужели они не заслужили, чтобы с ними лучше обращались? И нас пожалейте. Вы нам такого наговорили: воспитывать, наказывать. Наказывать вообще противно, а тут речь идет о ребятах, которых мы знаем почти шесть лет, с которыми вместе работаем. В какое положение вы нас ставите! Нам же стыдно им в глаза смотреть!

Полковник соглашался и сказал, что командование не раз выходило с предложением разрешить им сдать экзамен на младшего лейтенанта, но высшее начальство не соглашалось: нет дипломов. Было бы высшее образование, не было бы проблем! В неделю все решили бы.

– Что же делать? – наставали девчонки. – Придумайте что-нибудь.

И уже через день полковник собрал девчонок на совещание.

– Уставы разрешают рядовым срочной службы находиться вне расположения части в сопровождении офицеров той же части. Вы можете этим воспользоваться и после работы выходить вместе с вашими товарищами в город. Но не забывайте: они должны постоянно находиться в поле вашего зрения и к вечерней поверке обязаны быть в казарме.

– Как все это будет?

Оказалось очень просто.

– Если к кому-нибудь из вас обратится ваш товарищ с просьбой сопроводить его после работы в кино, в библиотеку, в магазин, на каток, на стадион, просто погулять в парке, и вы согласитесь, он может выйти в город вместе с вами, но под вашу ответственность. Он не должен посещать заведения, где продаются спиртные напитки, не должен посещать ипподром. Вы должны проследить, чтобы он был опрятно одет. Иначе его может остановить патруль и неприятности будут и у него, и у вас. Это понятно?

Это было понятно.

* * *

Утром следующего дня мама сразу же направилась в Лешину лабораторию:

– Теперь мы с тобой можем ходить, куда ты захочешь. Мы сделаем так. Ты напишешь список фильмов, которые ты хочешь посмотреть, список музеев. И вообще, куда ты хочешь пойти. И мы составим план. Я буду сопровождать тебя каждый день, куда ты захочешь.

Леша согласился. Но ни в этот день, ни на следующий перед обедом он не появлялся. И снова мама явилась в лабораторию.

– Ты составил план?

– Пока нет.

– А когда?

– Не знаю. Может быть, через неделю.

Мама обиделась:

– Ты не хочешь ходить со мной. Ты уже с кем-то договорился?

– Я ни с кем не договаривался и не буду договариваться. Только я не хочу никуда ходить. Мне осталось всего полгода. Два с половиной года терпел, потерплю еще.

– Зачем? Зачем? – не понимала мама.

Он улыбнулся той улыбкой, которая нравилась маме, склонив голову набок. «Какой же он красивый и гордый», – восхищенно подумала она и согласилась:

– Пусть будет так, как ты хочешь, но я всегда готова тебе помочь.

* * *

В