Навозный жук летает в сумерках… - Мария Грипе

— Просто гуляю…

Они стояли друг против друга. Натте открутил крышку, поднес бутылку ко рту и, пока пил, не сводил с Давида недоверчивого взгляда. Он еле держался на ногах и опустился на пень.

— И на Лобном месте не оставят в покое! — сказал он.

— Я не хотел вам мешать…

— А помешал. И сейчас я буду с тобой говорить!

Давид огляделся. Что ему надо?

— А правда, что раньше здесь была виселица? — поинтересовался он — просто так, чтобы что-то сказать.

Натте уставился на него.

— Так, по-твоему, мы знакомы? — с недоверием спросил он.

— Да, несколько раз виделись.

— Что-то не припомню.

— Ничего не поделаешь, — Давид начинал раздражаться. С какой стати он должен это выслушивать? Конечно, жаль старика, но разве он не сам виноват?

— Иди ты к черту! Придется тебе меня выслушать, потому что я буду с тобой говорить!

— Это срочно?

— Посмотрите, какой наглец! Если я сказал, что хочу с тобой говорить, значит, срочно! Понятно?

— Понятно.

— Где ты был сегодня вечером?

— Мы просто гуляли по деревне.

— Где это по деревне?

— Просто бродили.

— Кто это «мы»?

Прямо допрос какой-то. Давид не знал, как положить этому конец. Разговор совершенно бессмысленный, ну какое Натте до этого дело? Но лучше, наверное, все-таки ответить.

— Юнас, я и Анника. А что?

— И какого черта вы шатаетесь ночью по деревне?

— А что в этом такого? Мы просто гуляли и смотрели.

— Вот-вот, смотрели! И на что же вы смотрели?

— Так, по сторонам… Например, мы были у реки, а потом забрели в Селандерское поместье.

Натте встал и сильно покачнулся. Потом швырнул пустую бутылку о камень так, что она разлетелась вдребезги. Но затем он пришел в себя и впился в Давида взглядом:

— Мне послышалось, ты сказал: Селандерское поместье?

— Да, а что?

— Какого черта вас туда занесло?

— Просто так. Мы забрели туда случайно.

— Вот как… значит, случайно? И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

— Да, конечно.

Натте на минуту замолчал и зашагал по траве — видимо, пытался думать. Давид осторожно сделал шаг назад — может, самое время…

Но тут Натте снова на него уставился. Только выражение его лица изменилось. Глаза наполнились слезами, и он запричитал:

— Не-ет… не-ет… я туда больше ни за что не пойду. Клянусь всем святым, туда я больше ни ногой! И никто меня не заставит! Ни за что на свете!

— И правильно, — Давид решил, что лучше согласиться.

— Проклятое Селандерское поместье, — всхлипнул Натте. Глядя перед собой, вздыхая и стеная, он покопался в карманах и извлек окурок сигары. Давид помог ему прикурить. Неожиданно Натте заговорил другим тоном — растроганным и доверительным.

— Обещай дяде Натте не ходить к Селандерскому поместью!

— Почему?

— Почему-почему! — Натте выпустил дым и засопел. — Мне-то почем знать? Обещай!

— Что я должен обещать?

— Поменьше болтай. Ты должен только слушать, потому что дядя Натте, он знает… много чего!

Давид промолчал, а Натте только дымил и загадочно кивал. Потом сделал неуверенный шаг, схватил Давида за плечи и снова заныл:

— Давным-давно, в детстве… в тыщакаком-то году, я был еще совсе-ем мальчишкой и ходил играть в Селандерское поместье, потому что папаша мой там работал, он был столяр, и брал меня с собой… И, скажу тебе, я до сих пор об этом жалею.

— Да что вы…

— Да что вы, да что вы — тоже, заладил, я бы на тебя посмотрел. Этот чертов мерзавец хотел, чтобы мой отец распилил пополам куклу… большую, красивую, чудесную куклу… вот так… прямо посередине… пополам… прямо у меня, малого, на глазах.

— Почему он это сделал?

— Потому что подлец, вот почему. До сих пор не могу забыть. Это же убийство!

— Это была твоя кукла, Натте?

— Чего? Я в куклы не играл. Неужели ты думаешь, что у моей матери были деньги на игрушки? Но моя мать была умной женщиной, знала толк в вещах… и всегда говорила, что на доме этом лежит проклятие. Что знаю, то знаю, за то и выдаю, — торжественно произнес Натте.

— Понятно, — ответил Давид.

Натте вдруг снова недоверчиво на него посмотрел.

— Понятно? — переспросил он. — Что ты можешь понимать? Этого никто не может понять! Все, некогда мне с тобой! Проваливай!

И так замахнулся, будто хотел смести Давида с дороги. Похоже, его снова что-то рассердило.

— До свидания, Натте!

Давид сделал было несколько шагов, но Натте опять заорал:

— И если у тебя есть мозги в голове, то не суйся в Селандерское поместье! А то огребешь неприятностей на свою голову! Слышишь?

— Слышу, слышу! — прокричал Давид в ответ. И заспешил домой.

— Она была хорошей покупательницей. Жаль, что она уезжает, — произнесла мама и задумчиво посмотрела на остальных.

— Кто?

— Фру Йорансон из пансиона.

— А, та тетенька! Подозрительная особа, — сказал Юнас.

Они сидели за завтраком — мама, папа, Юнас и Анника. Все немного торопились, потому что пора было открывать «Рингарюдскую лавку» — магазин, которым владели родители.

Но рано утром позвонила фру Йорансон и спросила, не знает ли мама кого-нибудь, кто согласился бы поливать летом цветы в Селандерском поместье. Самой фру Йорансон не так давно пришлось закрыть пансион — она неважно себя чувствовала и собиралась в санаторий для аллергиков.

— Надеюсь, она поправится, — сказала мама.

— Да, у нас будут убытки, если пансион закроется навсегда, — ответил папа. — Ей надо просто немного отдохнуть… ну и разумеется, мы придумаем, как помочь ей с цветами.

— Она спросила, не могу ли я порекомендовать какого-нибудь надежного человека. Ты никого не знаешь? — поинтересовалась мама. — Наверное, она надеялась, что я сама… но мне, честно говоря, и магазина хватает.

— А мы с Юнасом не можем? — спросила Анника.

— Ну уж нет! — возмутился Юнас. — Не собираюсь я поливать ее колючки!

— Тогда я сама буду ходить к ней! — сказала Анника и сердито посмотрела на брата.

Маме предложение понравилось. Она сразу же позвонила фру Йорансон. Как приятно, что ее дети могут чем-то помочь, когда она сама занята.