Вино с нотками смерти - Виктория Викторовна Балашова

в некую форму, но не мог. Павлины орали, гоготали вновь образовавшиеся гуси, мычала корова, а вдали грохотал фейерверк. Он вздохнул и вошел во Дворец. Предметы раскачивались в воздухе, чуть отстоя от пола. О, этот эффект он знал не понаслышке. Конечно, тут сейчас начнут появляться и исчезать, кричать и замолкать, мучить и оставлять в покое.

— Черт с ним! Главное портал найти, — забыв про эхо сказал он.

«Найти, найти, найти», — повторило ужасное эхо, а потом захохотало, повторяя смех чаек: те залетели вслед за ним во Дворец и принялись летать под сводчатым потолком.

Он попытался идти вперед. Анфилада комнат простиралась далеко вперед, без конца и края. Он знал, он помнил про ловушки, которые поджидали на каждом шагу. И не всякий раз можно было найти выход в иной мир. Мир, где ты становился полым, телесным, полезным и осмысленным. Да, Волку сюда ход был заказан. Видимо, и Львице его тоже. Это облегчало задачу, но не гарантировало успех.

Заиграло пианино, грохнули литавры. Опять захотелось заткнуть уши: все звуки били по нервам, а издевательское эхо лишь усугубляло ситуацию. Тем не менее, он решился войти в следующее помещение. Так и думал: ничего хорошего. На стуле возле зеленого рояля сидела полуголая женщина. Цвет рояля не походил на цвет сочного, весеннего газона или на цвет жирных лепестков роз. Скорее, он напоминал цвет пыльцы, осевшей на лужах — смесь желтого с зеленым, растекающаяся блевотина, которая вызывает аллергию, сопли и жжение в глазах. На женщине висел белый, в жирных пятнах балахон. Он обнажал ее костлявые плечи, оголял обвисшую грудь, узкие запястья и тонкие ноги. Ноги она держала в тазу, периодически шлепая пальцами по мутной воде.

В комнату залетела чайка и встала возле таза, наблюдая за шевелящимися женскими пальцами.

— Что зашел? — обратилась она к нему. — Хочешь к людям?

— Хочу, — ответил он покорно. — Портал закрыт.

— Волк? — она хмыкнула. — Кому ж еще стоять на страже. Волчара! Тебе либо на погибель, либо сюда.

— Знаю, — опять кратко ответил он. — Там теперь с ним Львица.

— Хороша! — Женщина обнажила кривые, желтые зубы. Все равно нельзя было назвать ее некрасивой: она притягивала как магнит, подойдешь чуть ближе положенного, пиши пропало. Он помнил — есть черта, переступать которую никак нельзя — притянет.

— Да. Львица эффектна, — на рожон он лезть не стал. — Чего ей Волк сдался?

— Ха-ха-ха! — женщина захохотала на манер чаек. — Себя что ли предлагаешь? Лучше уж Волчара! Он хоть полый. А ты — ни баба, ни мужик! — Она зашлепала ногами в тазу, разбрызгивая грязную воду по полу. Чайка забегала вокруг, пытаясь поймать клювом брызги.

Он постарался не обидеться. И в самом деле, он не претендовал на роль друга Львицы. Ему нечего ей дать. Сам еле двигается. Пусть стоит возле Волка. Ему хуже не будет: что один Волк, что с Львицей.

— Дурак ты, — припечатала женщина, тут же вдарив руками по клавишам рояля. Звук тот изверг унылый, жалостливый, как про конец Света. — Когда возле Волка нарисовывается женщина, то важно обратить на это внимание. Кто-то будет силу его забирать, кто-то давать. А эта — не просто Львица, она солнечная.

— Солнечная? — вместо эха повторил он.

— Солнечная, дурак, — она опять захохотала, а чайка довольно запрыгала вокруг таза. — Солнечная! Потому будет и в том мире понимать, когда ты придешь. Она про Солнце знает, понимаешь? Волк знает про темное, она про светлое. Дурак! — Неожиданно женщина начала обмякать, склоняться ниже и ниже, а потом облокотилась на клавиши и всем телом грохнулась на них, заставив изрыгнуть страшные звуки. Чайка встрепенулась и улетела. Он понял, что надо выбираться из комнаты: слишком близко подошел, не ровен час затащат его под венец, хоть он и бесполый. Но эти бабы ничем не брезгуют. Поженят под колокольный перезвон, и дело с концом. Он побежал, что было сил, хотя за ноги тянули сильно…

***

Странное приснилось. Герман открыл глаза: вот стыдоба, впервые в жизни грохнулся в обморок. Жара накрыла? Да вроде, не жарко сейчас. Над ним склонилось женское лицо.

— Полегчало? Говорила ж, игристого выпейте. Нате. — Рыжая протянула ему стакан. — Эликсир, живительная влага, — мурлыкала она, — туда же оливочку. Голову осторожно — тут над вами вторая кровать. Так нас забавно поселили! В этой комнате две кровати для детишек, одна над другой. А у нас нет детишек с собой!

Герман почувствовал, как затекли ноги, непривычно поджатые к груди. Он выпрямился, несмотря на предупреждение, ударившись головой о расположенную сверху кровать. Попытался вспомнить, что случилось и застонал.

— Плоховастенько вам? — участливо спросила Изабелла.

Игнат сидел за столом и уплетал курицу гриль. Изабелла уловила его взгляд.

— Тоже хотите курочки? Сейчас организуем!

— Нет! — категорически заявил Герман, выпрямляясь. — Пойду, пожалуй. Спасибо.

Он вышел из номера и спустился вниз пешком по лестнице, не рискуя снова садиться в адский лифт. За стойкой по-прежнему стояла Анжелика.

— Ну как обвиняемые? — кокетливо спросила она. — Признались?

Герман подошел к ней поближе и с трудом заставил себя не смотреть на грудь, нагло выпячивающую из-под блузки.

— Нет, скорее всего, они не виновны, — медленно произнес он. — А вы тут как работаете? По сменам?

Взгляд у Анжелики стал еще призывнее.

— Да, — протянула она, — по сменам. Сегодня после обеда заканчиваю. Потом через сутки.

— Значит, в день убийства тут так и стояли? — уточнил Герман, проведя мысленно нехитрые расчеты.

— Ага, я ж говорила, как видела эту странную парочку, возвращавшуюся из спа, — кивнула Анжелика.

— И как все они уходили, тоже видели?

Анжелика пожала плечами и, закатив глаза к потолку, опять кивнула:

— Труп ваш ушел раньше, а эти двое после двенадцати уехали. Как раз новости начались.

Слова Игната и Изабеллы подтверждались. Герман поблагодарил Анжелику и отправился к выходу. Он заметил легкое разочарование в ее глазах, и до него дошло, что она рассчитывала на более романтическое продолжение знакомства. «Не до того!» — оправдался перед собой Герман и вышел на улицу. Навстречу ему быстро двигался мужчина лет пятидесяти в джинсовой куртке. Поднявшись по ступенькам, он тяжело выдохнул и тут заметил Германа.

— А вы случайно не из полиции? — с трудом переводя дыхание, спросил мужчина.

Герман причастности к органам отрицать не стал и даже махнул удостоверением.

— Я — директор пансионата. Как хорошо, что вас застал. Может зайдете ко мне в кабинет на чашку кофе, заодно хоть расскажите мне, что произошло. Ужас ведь! — всплеснул он руками, как заправский Пьеро. — Всех туристов пораспугаем еще до начала сезона!

Герман согласился поговорить, тем более, и сам был