Апельсины из Марокко - Василий Аксенов
Шрифт:
Интервал:
На большой скорости мы ворвались в Шлакоблоки, домикизамелькали в глазах, я растерялся и даже не мог определить, в какой сторонеЛюсин барак, и понял, что через несколько секунд он уже останется сзади, этотпоселочек, моя столица, как вдруг Чудаков затормозил. Я увидел Люсин барак,чуть ли не по крышу спрятанный в снег, и белый дым из трубы. Чудаков вышел изкабины и спросил меня:
– Зайдешь?
Я посмотрел на Геру. Он смотрел на меня. Я выпрыгнул измашины и зашагал к бараку.
– Только по-быстрому! – крикнул мне вслед Чудаков.
Я услышал за спиной, как ребята попрыгали из машины.Вовремя, значит, произошла остановка.
Небрежно, как бы мимоходом, я зашел в комнату и увидел, чтоона пуста. Все десять коек были аккуратно застелены, как это всегда бывает удевчат, а в углу на веревке сушилась разная там голубая и розовая мелочишка,которую я предпочел не разглядывать. Вот записки на столе я просмотрел.
«Шура, мы уехали в Талый. Роза», – прочел я.
«Игорь, мы уехали за апельсинами. Нина», – прочел я.
«Слава, продай билеты и приезжай в Талый. И.Р.», –прочел я.
«Эдик, я уехала в Талый за апельсинами. Извини.Люся», – прочел я.
«Какой же это Эдик? – подумал я. – Уж не Танакали? Тогда мне хана».
Да, попробуй потягаться с таким орлом, как Эдуард Танака,чемпион Дальневосточной зоны по лыжному двоеборью – трамплин и равнина.
Я вынул свое письмо, положил его на стол и вышел. В дверяхстолкнулся с Герой.
– Ну, как там девчата? – промямлил он.
– Уехали в Талый, – сказал я. – Небось ужерубают апельсинчики.
Мы вместе пошли к машине.
– Ты, случаем, не знаком с Танакой? – спросил я.
– Это чемпион, что ли?
– Ага.
– Нет, не знаком. Видел только, как он прыгает. В кино.
– Он и не в кино здорово прыгает.
– Ага, хорошо прыгает.
Снег возле машины был весь разукрашен желтыми затейливымиузорами. Мы влезли в кузов и поехали дальше.
На комсомольском собрании мне предложили сбрить бороду.Собрание было людное, несмотря на то что сегодня в тресте выдавали зарплату.Все знали, что речь будет идти о моей бороде, и каждый хотел принять участие вобсуждении этой жгучей проблемы или хотя бы посмеяться.
Ну, для порядка поговорили сначала о культурно-массовой испортивной работе, а потом перешли к кардинальному вопросу повестки дня,который значился в протоколе под рубрикой «О внешнем виде комсомольца».
Ерофейцев сделал сообщение. Он говорил, что большинство комсомольцевв свободное от работы время имеет чистый, опрятный и подтянутый вид, однако(но… наряду с этим… к сожалению, следует заметить…) имеются еще комсомольцы,пренебрегающие… и к ним следует отнести молодого специалиста инженераКалчанова.
– Я понимаю, – сказал Ерофейцев, – если быКоля – ты меня, Коля, прости (я покивал), – если бы он был геологом изарос, так сказать, естественным порядком (смех), но ты, Коля, прости, ты дажене художник какой-нибудь, и, извини, это пижонство, а у нас здесь не Москва ине Ленинград.
В зале начался шум. Ребята с моего участка кричали, чтоборода – это личное дело мастера и уж не будет ли Ерофейцев контролировать, ктокак разными такими личными делами занимается, что это, дескать, зажим и всетакое. Другие кричали другое. Особенно старались девушки из Шлакоблоков. Однаиз них была определенно недурна. Она заявила, что внешний облик человекасвидетельствует как-никак о его внутреннем мире. Такая, грубо говоря,смугляночка. Тип Сильваны Пампанини. Я подмигнул ей, и она встала и добавиламысль о том, что дурные примеры заразительны.
Проголосовали. Большинство было против бороды.
– Хорошо, сбрею, – сказал я.
– Может, хочешь что-нибудь сказать, Коля? –спросил Ерофейцев.
– Да нет уж, чего уж, – сказал я. – Решено,значит, так. Чего уж там…
Такую я произнес речь. Публика была разочарована.
– Мы ведь тебя не принуждаем, – сказалЕрофейцев. – Мы не приказываем, тут некоторые неправильно поняли, неосмыслили. Мы тебя знаем, ты хороший специалист и в быту, в общем, устойчив. Мытебе ведь просто рекомендуем…
Он разговаривал со мной, как с больным.
Я встал и сказал:
– Да ладно уж, чего там. Сказано – сделано. Сбрею.Считайте, что ее уже нет. Была и сплыла.
На том и закончилось собрание.
В коридоре я встретил Сергея. Он шел с рулоном чертежей подмышкой. Я прислонился к стене и смотрел, как он идет, высокий, чуть-чутьотяжелевший за эти три года после института, элегантный, как какой-нибудь гид сфранцузской выставки.
– Ну что, барбудос, плохи твои дела? – спросил он.
Вот это в нем сохранилось – дружеское, но немногоснисходительное отношение старшекурсника к салаге.
Я подтянулся.
– Не то чтобы так, начальник, – сказал я. –Не то чтобы очень.
– Это тебе не кафе «Аэлита», – тепло усмехнулсяон.
– Точно, начальник. Верно подмечено.
– А жалко? Сознайся, – подмигнул он и дернул меняза бородку.
– Да нет уж, чего уж, – засмущался я. – Ладноуж, чего там…
– Хватит-хватит, – засмеялся он. – Завелся.Вечером придешь?
– Очень даже охотно, – сказал я, – с нашимудовольствием.
– У нас сейчас совещание. – Он показал глазами начертежи. – Говорильня минут на сорок – на час…
– Понятно, начальник, мы это дело понимаем, со всемуважением…
Он улыбнулся, хлопнул меня чертежами по голове и пошелдальше.
– Спроси его насчет цемента, мастер, – сказал мнемой тезка Коля Марков, бригадир.
Сергей обернулся уже в дверях директорского кабинета.
– А что с цементом? – невинно спросил он.
– Без ножа ведь режете, гады! – крикнул я смаленькой ноткой истерии.
За спиной Сергея мелькнуло испуганное лицо директорскойсекретарши.
– Завтра подбросим, – сказал Сергей и открылдверь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!