Даффи влип - Дэн Кавана

Когда Бейлис и Уиллет ушли, у Маккехни было такое чувство, будто он только что провернул целое дело. Он отправился к Бьянки и заказал лучшие блюда из меню, чтобы наградить себя за смекалку.

Через неделю раздался первый звонок. Белинда сообщила, что на проводе мистер Сальваторе.

— Мистер Маккехни?

— Да.

— Как вы сегодня себя чувствуете?

— Отлично.

— Уверены, что все в порядке?

— Да, вполне. Чем могу быть полезен? — эти иммигранты так любят поболтать; хотя цивилизованный британец должен поддерживать разговор. Маккехни знавал одного торговца-грека, который столько времени тратил на поклоны и расшаркивания, что к концу ритуала обычно забывал, зачем звонил. Потом ему приходилось звонить еще раз со своим заказом.

— А жена ваша как поживает, хорошо?

Маккехни еле сдержал возмущение, хотя тон собеседника не изменился:

— С ней все в порядке. Чем могу быть полезен?

— Я спрашиваю, потому что там, откуда я родом, говорят: жена — главное украшение мужчины. Красивая поговорка, галантная, вам так не кажется?

Маккехни повесил трубку. Кто бы это ни был, пусть либо скажет, что ему надо, либо катится ко всем чертям. Кроме того, Маккехни хотел выиграть время, чтобы понять, что происходит.

Не получилось. Телефон зазвонил почти сразу, Белинда извиняющимся тоном сообщила:

— Соединяю снова, мистер Маккехни, извините, что разъединилось, у меня, наверное, палец соскочил, — так вот какие теперь секретарши — старая гвардия, даже отдельные красотки с буферами, по крайней мере, точно знали, разъединили они или нет. А эти просто констатировали — в данном случае это было правильное предположение — что собеседников разъединили.

— Плохая у вас линия, Маккехни, — произнес тот же голос. — Говорят, после национализации все стало хуже, но я, понятно, тех времен не застал.

— Вы по делу звоните, мистер…

— Сальваторе. И да и нет, как у вас говорят. В любом случае, я не занимаюсь тем, что звоню незнакомым людям просто с целью сократить дефицит Почтового ведомства. Поэтому я скажу, зачем звоню. Я звоню вам, чтобы извиниться за кота.

— Ко…

— Да, мистер Маккехни, то было, как бы это сказать, вы понимаете по-французски, un peu trop d'enthousiasme.[5] Проще говоря, ребят занесло.

— Ах ты… козел, — Маккехни даже не знал, что сказать; по правде говоря, на кота ему было наплевать — тот всегда был, как жена сама говорила, Розин мальчик.

— Принимаю ваш упрек. Теперь второе: надеюсь, ваша супруга оправилась после неприятного происшествия. И советую вам не бросать трубку. — Голос стал жестче. Маккехни не ответил. Голос продолжал: — Из вашего молчания я позволю себе заключить, что она, как у вас принято говорить, идет на поправку.

Маккехни снова промолчал.

— И третье: вам не кажется поразительным, что полиция понятия не имеет, что произошло — кто и почему мог такое совершить? Между прочим, вы, как я полагаю, не рассказали им о своей симпатичной секретарше, которая, судя по всему, больше у вас не работает? — Маккехни продолжал молчать. Он пытался записать в блокнот у телефона максимум из содержания разговора. — Нет, не рассказали. Догадываюсь. Итак, если все суммировать, мистер Маккехни, хочу сказать вам следующее. Разве вам не кажется удивительным, даже пугающим то, что в вашем собственном доме случилось аж два нападения, а полиция после полного расследования не нашла ни одной стоящей зацепки? И, по иронии судьбы, именно вы не пожелали сообщить им о том единственном факте, который мог оказаться полезным. Ситуация не очень приятная, мистер Маккехни, во всяком случае, для вас. Суть ведь в том, что нечто подобное, или даже, боюсь, нечто куда более неприятное, может случиться снова, и вы будете практически уверены, что полиция опять не сможет вам никак помочь. Что скажете на это, мистер Маккехни?

— Кто знает.

— А я скажу вам, мистер Маккехни, некоторые из нас знают, да, знают. Возьмем, например, наш случай. Предположим, вы снова отправитесь в полицию. Предположим, извинитесь, что не рассказали про Барбару. Думаете, они удвоят усилия после того, как вы признаетесь, что солгали? Они всего лишь люди, мистер Маккехни, в конце концов он и подумают, что вы снова врете, и скажут друг другу, как у вас принято: «Навешаем ему лапши». И потом, если они все-таки воспримут вас всерьез, куда приведет их эта новая информация? Насколько ближе они подойдут к разгадке? К тому же даже в ваших краях каждый день совершаются новые преступления…

— Что вы хотите?

— Рад, что вы об этом спросили, мистер Маккехни. Это хотя бы показывает, что вы человек неглупый. Я хочу, чтобы вы хорошенько подумали. Подумали о том, что называют «аспектами». Больше, на данный момент, мне от вас ничего не нужно. А теперь я повешу трубку и отпущу вас заниматься вашим законным бизнесом.

Трубку повесили.

Маккехни послушно начал думать об аспектах. Оказывали ли на него давление? Пока, во всяком случае, нет. Готовили ли его к тому, чтобы оказать давление? Если да, то делали они это довольно радикальным способом. Угрожает ли жене опасность дома? Угрожает ли опасность ему самому? Стоит ли еще раз обратиться в гилдфордскую полицию? Есть ли смысл пойти в ближайший участок «Уэст-Сентрал», что на Бродвик-стрит? Может, попытаться перевести дело в «Уэст-Сентрал», в надежде, что информация о Барбаре затеряется где-нибудь по дороге? Но что он, на самом деле, должен им сказать? Можно сделать одну вещь — пойти и переговорить с Шоу, следователем в «Уэст-Сентрал», они иногда пропускали вместе по стаканчику. Это, пожалуй, и стоит сделать.

Маккехни позвонил в «Уэст-Сентрал». Там сказали, что Шоу отправился в недельный отпуск. Хочет ли он поговорить с кем-то другим? Нет, не хочет.

Два дня спустя Белинда по громкой связи сообщила, что мистер Сальваторе снова на проводе.

— У вас по-прежнему все в порядке, мистер Маккехни? Хорошо. Я у вас много времени не отниму. Как я понимаю, вы уже подумали. Вы, конечно, не пошли туда еще раз, чтобы сделать маленькое признание.

Маккехни молчал.

— Конечно нет. А теперь я скажу, что вы для меня сделаете. Вы дадите мне денег. Не очень много. Совсем даже мало. Двадцать фунтов. Нет, пусть будет двадцать пять. Значит, так: утром вы пойдете в свой банк — или прямо из кошелька возьмете, неважно, откуда — и будете ждать, когда я вам снова позвоню и скажу, что вы должны с ними сделать. Я с вами вполне откровенен, мистер Маккехни. Да, и можете быть уверены: даже если вы никогда такого не делали, мне это не впервой.

Трубку повесили. Маккехни сделал глубокий вдох, надел пиджак, сказал Белинде, что выйдет на пару минут, и направился в полицейский участок «Уэст-Сентрал».

Участок «Уэст-Сентрал» слыл одним из тех, до которых никак «руки не доходят». Десять лет назад там сняли синий фонарь, висевший у входа на кирпичной стене, а пять лет спустя водрузили новую белую вывеску, узкую и длинную, с неоновой подсветкой: ОТДЕЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ УЭСТ-СЕНТРАЛ. Но с тех пор все приходило в упадок: серая краска внутри почернела, тарелки в столовой с каждым годом становились все обшарпанней, характеры портились.