После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV - первой четверти XVI вв. - Александр Лаврентьев

В любом случае для наследников Ивана Калиты бывшие некогда рязанскими коломенские владения на левобережье Оки продолжали оставаться территориями, государственная принадлежность которых, очевидно, вплоть до заключения договора 1381 г. не считалась окончательно решенной. В духовной грамоте московского князя Ивана Ивановича (ок. 1358 г.) предусматривалась ситуация, при которой «могут искати из Орды Коломенскихъ и Лопастненскихъ мест»[49]. Авторы, не обратившие внимания на то, что оба «места» ранее были рязанскими, считают, что в завещании говорится о возможном предъявлении ордынскими ханами своих прав на Коломну и Лопасню[50]. Скорее всего, как представляется, отец будущего победителя татар на Дону опасался не прямого захвата Ордой «Коломенскихъ и Лопастненскихъ мест», а вмешательства ханов («искати из Орды») на стороне рязанских князей в московско – рязанские отношения, пересмотра устоявшихся, но не зафиксированных договорными отношениями границ между княжествами по Оке, что собственно и имело место во время спора за «Лопастну»[51].

Возвращаясь к последствиям Куликовской битвы для истории Окско – Донского региона, отметим, что ситуация в московско-рязанских отношениях кардинально поменялась только в 1380 г. после «Донского побоища», дав возможность московскому князю решить обе проблемы, и политическую, связанную с установлением вассальной зависимости Рязани от Москвы, и территориальную. Дмитрий Иванович получил возможность оформить отношения с Олегом Ивановичем договорной грамотой и продиктовать свои условия на волне взлета политического влияния Москвы.

В историографии договор 1381 г., совершенно справедливо, считают унизительным и неравноправным по отношению к Великому княжеству Рязанскому[52], что никоим образом не исключает наличия в нем встречных обязательств Москвы по отношению к Рязани[53]. Тем не менее, говорить о взаимной выгоде соглашения 1381 г. все-таки представляется преувеличением[54].

Следствием сложившегося после Куликовской битвы московского доминирования в регионе стало то, что, сохраняя великокняжеский титул, великий князь рязанский Олег Иванович теперь из самостоятельного суверена превращался в вассала Дмитрия Ивановича. В договор 1381 г. включена принципиальная формула, провозглашающая московского князя «братом стареишим», а рязанского «молодшим». Нет особых сомнений в том, что лишение рязанского князя суверенитета стало для него расплатой за политическую позицию времени Куликовской битвы.

Как следствие московского «стареишинства», в докончание внесены статьи, лишающие вассальную Рязань права проводить самостоятельную внешнюю политику. Запрет распространялся как на отношения Рязани с другими русскими землями и княжествами («а с русских князеи кто князю великому Дмитрию друг… то и князю великому Олгу… А кто недруг князю великому Дмитрию… а то и князю великому Олгу… идти нанъ с одинаго»), так и на соседей, Орду и Литву, в отношении которых Олег Иванович теперь мог действовать только с санкции Москвы: «А будет князь великии Дмитрии Иванович… с Литвою в любви, ино и князь великии Олег с Литвою в любви. А будет… не в любви, и князю великому Олгу быти со князем с великим з Дмитрием… на них с одного… А с татары аже будет князю великому Дмитрию мир… ино и князю великому Олгу мир… с одиного… А будет немир… князю великому Олгу быти со князем с великим с Дмитрием… на татар и битися с ними».

Несмотря на то, что обязательство Рязани следовать в русле ордынской и литовской политики Москвы, сформулированы почти «под кальку», они содержат интересное уточнение: для Литвы докончание пользуется антонимами «любовь – нелюбовь», для Орды «мир – немир». Очевидно, в случае наличия письменного договора («любви») литовского и московского великих князей, таковой может иметь и Рязань, обязанная разорвать соглашение в случае «нелюбви». В московско же – ордынских отношениях существование письменных межгосударственных соглашений не предусматривалось в принципе, они строились «по факту» наличия в данный момент «мира» или «немира».

В. А. Кучкин полагает, что в такой формулировке «московско-рязанское докончание прямо и определенно обязывает рязанского князя участвовать в боевых операциях против Орды в случае возникновения военного конфликта»[55]. Замечание совершенно справедливое, но заметим, вассалитет Рязани собственно и выражался в том, что именно «брат стареиший» решал, «мирный» или «немирный» характер отношения с Ордой носят в каждом конкретном случае. Проще говоря, выступление Олега Ивановича на стороне Дмитрия Ивановича против татар было возможно только по сигналу из Москвы.

Первым и очевидным, как и в прочих договорах великих князей, в московско-рязанском докончании 1381 г. стал вопрос о границах Москвы и Рязани, размежевание которых произошло, естественно, на московских условиях. Договор фиксирует два московско-рязанских рубежа по Оке. Первый определен как «роздел по реку по Оку от Коломны вверхъ» и «на низ по Оце по реку по Тцну, от усть Тцны вверхъ… что на московскои стороне… то к Москве, а что на рязанскои… а то к Рязани». Второй, названный в документе «Володимерским порубежьемъ», вместо географической конкретики ограничивается ссылкой на «старину», «по тому, как было при… великом князе при Иване Даниловиче и при… дяде при великом князе при Семене (Ивановиче. – А. Л.) и при… отци при великом князе при Иване (Ивановиче – А. Л.)»[56].

Д. И. Иловайский полагал, что «Володимерское порубежье», в отличие от «роздела по Оку по реку» никогда не было строго определено, и проводил его весьма условно по верховьям левых притоков Оки, pp. Гуся, Пры и Цны[57]. Судя по всему, рязанско-московское «Владимирское порубежье» было наследием московских Калитовичей как великих князей владимирских[58] и в таком случае определенно сложилось ранее окского «роздела», возможно еще в домонгольское время. Оба рубежа, «роздел по Оку реку» и «Володимерское порубежье», позднее неизменно подтверждаются во всех последующих московско – рязанских докончаниях XV в., договорах 1402, 1434 и 1447 и 1483 гг.[59]