Копье Дракулы - Михаил Палев

– А колесование? – продолжал удовлетворять свое профессиональное любопытство криминалиста Тавров. – Телегой переезжали, что ли?

– Нет, просто наносили многочисленные переломы, – охотно разъяснил Причард. За время долгого изучения средневековых обычаев он, похоже, стал воспринимать их как норму. Впрочем, в средневековой Европе это и было нормой – о «правах человека» тогда никто не задумывался.

– Осужденного на казнь клали с раздвинутыми ногами и вытянутыми руками на соединенные в виде креста Святого Андрея, то есть в виде буквы «Х», два бруса. Палач вначале железной палкой переламывал несчастному руки, предплечья, бедра, ноги и грудь. Затем осужденного прикрепляли к небольшому каретному колесу, поддерживаемому столбом. Переломленные руки и ноги привязывали за спиной, а лицо казненного обращали к небу, чтобы он принял смерть в этом положении. Казнь считалась жестокой даже по понятиям тех времен, поэтому судья или король мог проявить милосердие и приказать умертвить осужденного перед началом ломки костей.

– Гуманизм, однако! – саркастически заметил я.

– Да, в то время такое считалось милосердием, – развел руками Причард. – Скажем, во время проведения распространенной в отношении колдунов или еретиков казни сожжения на костре в виде особой милости могли использовать очень сухие дрова, чтобы сократить мучения осужденного или даже прервать его страдания ударом багра, которым ворошили костер. Из мучительных казней в Европе еще широко использовались зарывание живьем в землю и сдирание кожи заживо. Во Франции живьем зарывали воровок, в Германии – женщин-детоубийц. Сдирали кожу заживо с тех, кто прелюбодействовал с женщинами королевской крови, а также с переводчиков Библии – что, с точки зрения «добрых католиков», считалось страшным богохульством. Ну и широко использовалось во всех европейских странах в отношении фальшивомонетчиков варение заживо в кипятке или в масле.

– Понятно, что времена были жестокие, – решил я прервать малоаппетитные излияния Причарда. – А как насчет сажания на кол? Эта казнь в Европе действительно не применялась?

– Такая казнь считалась языческим пережитком, и церковь неодобрительно относилась к ней. Во всяком случае, эта казнь применялась к обвиненным в колдовстве наряду с колесованием и сожжением на костре при Меровингах, в частности, во времена франкской королевы Фридегунды. На Востоке же эту казнь использовали очень часто по той причине, что в зависимости от конкретной процедуры казни и особенностей конструкции кола смерть посаженного на кол наступала либо через несколько минут, либо через несколько суток – в зависимости от желания казнящего. Легенда о «кровожадном колосажателе» Владе Цепеше появилась как следствие двух фактов: сажание на кол было в глазах европейцев чисто восточной экзотикой, символом варварства – хотя любимые в современной Дракуле Европе колесование и четвертование, с нашей точки зрения, ничуть не менее чудовищны. Второй факт: случай массовой казни Цепешем турецкого войска вместе с военачальниками-пашами, которая носила демонстративный характер.

– Ах, так все-таки было массовое колосажание? – подметил я.

– Следует учесть, что правление Влада Цепеша Дракулы пришлось на чуть ли не самый трагический период для балканских государств, когда решалась их судьба, – заметил Причард. – И Валахия не была исключением.

После сокрушительного поражения в 1396 году под Никополем – что на севере нынешней Болгарии – европейского христианского войска под предводительством Сигизмунда Люксембургского лишь разгром османского государства великим Амиром Тимуром в 1402 году спас Европу от неумолимого турецкого вторжения. Европейцы, кстати, по своей традиционной неблагодарности, ненавидели своего спасителя и использовали в хрониках данное врагами Тимура враждебное прозвище Тамерлан. Европейцы никак не использовали подаренный им Тимуром шанс, и спустя полвека турки беспрепятственно восстановили былую мощь. После падения в 1453 году Константинополя – последнего оплота христианской культуры в Азии – вновь началась кровавая экспансия турок на Балканы. Не способные противостоять мощи Османской империи, слабые балканские государи были вынуждены признавать себя вассалами турецкого султана, выделяя в его войско вспомогательные отряды: например, в битве при Анкаре против Амира Тимура принимал участие и был почти полностью уничтожен сорокатысячный сербский вспомогательный отряд, присланный деспотом Сербии Стефаном Лазаревичем. Христиане были вынуждены платить туркам дань не только деньгами, но и людьми: именно из принявших ислам христианских мальчиков формировался отборный корпус янычар и набирались личные рабы султана.

– Вот гады! – прокомментировал я, обидевшись за славянских предков. Однако и тут Причард нашел место для ехидного комментария:

– Справедливости ради следует сказать, что значительная часть обратившегося в ислам христианского населения «отуречивалась» совершенно добровольно. В основе этого решения лежало желание избежать как специального денежного налога на христиан «джизье», так и пресловутого «деширме» – отдачи христианских детей для службы султану. Кроме того, бедные христианские семьи часто с радостью отдавали своих детей на «отуречивание», чтобы они смогли занять видное положение при султанском дворе – и некоторым это действительно удавалось. Среди таких «счастливчиков» следует отметить достигших звания «великий визирь» – то есть, используя нынешнюю терминологию, премьер-министра – сына православных серба и гречанки Махмуд-пашу и бывшего раба, серба по происхождению Мехмед Соколу-пашу.

– Так прям все они верно несли службу? – усомнился Тавров.

– Разумеется, на слово своим вассалам, только и мечтавшим освободиться при удобном случае от власти султана, турки не верили, – подтвердил Причард его сомнения. – А потому в качестве гаранта лояльности восточноевропейских правителей турки брали в заложники их детей. Пленом, разумеется, это назвать нельзя: знатные заложники пользовались полной свободой и жили в такой же роскоши, как и сыновья султана. Но если на их родине вдруг вспыхивало восстание, то для узников «золотой клетки» было только два пути: принять мученическую смерть или возглавить карательный отряд янычар, беспощадно вырезавших население непокорной страны.

– Невелик выбор, – оценил я.

– Вот именно! – согласился Причард. – А теперь представьте, что именно в качестве такого заложника в 1438 году семилетний мальчик Влад Дракула появился при дворе турецкого султана и провел там долгих девять лет. Уже там совсем еще юный Влад показал, что он достоин прозвища «Сын Дракона». Трижды под угрозой смерти Влада пытались заставить принять ислам, но «Сын Дракона» был непреклонен в своей вере: как и положено истинному христианину, в православии Влад видел не только непременную идеологическую структуру тогдашнего государственного аппарата, но прежде всего путь к спасению как души, так и личной чести.

– Чего-то тут не вяжется, – недоверчиво произнес Тавров. – Все эти повелители балканских государств воевали с турками или им служили?

– Тут не все так просто, – принялся объяснять Причард. – Представьте, что владетель определенной территории вместе со своими вассалами начинает войну с турками не на жизнь, а на смерть. Во-первых, кто-нибудь из вассалов в решающий момент битвы обязательно покинет поле сражения, чтобы из своего предательства извлечь максимум выгоды для себя: избавиться от сильных соседей, захватить их владения. Во-вторых, даже если этого и не произойдет, то в случае разгрома вся территория непокорных будет захвачена и превращена в провинцию турецкой империи – пашалык, со всеми вытекающими из этого последствиями: раздачей лучших земель туркам, массовым «отуречиванием» оставшегося населения, лишением местного дворянства всякой власти. После сражения под Никополем, показавшем полное бессилие христианской Европы в борьбе с турками, балканские государи были вынуждены идти на частичные уступки туркам, чтобы получить статус «привилегированной провинции», что примерно соответствовало привычному европейскому вассалитету. Вот в таких непростых условиях отец Влада стал господарем Валахии, то опираясь на поддержку императора Сигизмунда и венгерского регента Януша Хуньяди, то принимая вассалитет турецкому султану.