Шоколад или жизнь? - Диана Мотт Дэвидсон

Въехав в открытые ворота, мимо высокой каменной стены с резным знаком «Начальная школа Элк-Парк», я почувствовала, как мурашки побежали у меня по телу. Словно невидимая камера снимала мое появление, и люди в тысячу глаз наблюдали за моими движениями, приговаривая: «Пусть эта обслуга убирается отсюда», «Она не одна из нас. Она бедная, ей тут не место». Путь от ворот до корпуса отдела снабжения показался мне чудовищно долгим.

В школьной кухне суетились мои сегодняшние помощники, телефонный оператор и сотрудник пропускного пункта. С закрытием пансиона на территории школы от большой команды, что трудилась на кухне все прошлые годы, почти никого не осталось. Собственно, восемнадцатилетнему Джулиану Теллеру (тому другому помощнику Фаркуаров) тоже досталось. Он был одним из последних учеников, проживающих в пансионе, а теперь попал под благотворительную программу Адели. С тех пор как мы с Арчем перебрались жить к Фаркуарам, Джулиан, под строгим контролем генерала, был постоянно занят сборкой какого-то ультрасовременного оборудования для сада и прочими нехитрыми делами. За все время Джулиан только один раз обедал вместе с нами, однако Арч не забывал ежедневно напоминать мне, что тот «никогда ничего подобного не пробовал». К сожалению, у меня не было шанса получше узнать этого мальчика. Зато у Арча была такая возможность.

Он обожал Джулиана. Все, что делал Джулиан, хотел делать и Арч; что носил Джулиан, Арч полагал верхом совершенства. Конечно, я думала обратить внимание сына на то, что Джулиан хоть и крут, но не богат, потому и должен работать с проживанием в семье, и все ради последнего года обучения. Но мне не хотелось читать сыну нравоучения. Джулиан учил Арча нырять (у Фаркуаров был прекрасный бассейн), и в отсутствие старых приятелей по двору мог вполне стать другом моему сыну.

Я надела фартук и сосредоточилась. Ресторан, где сначала было запланировано проведение ежегодного бранча, всего за день до назначенной даты отказался обслуживать школу. И директор в панике позвонил мне. А я, знаете ли, никогда не отказываюсь от работы. Помню, как без всякой суеты вынула из морозилки мясные пироги, быстро приготовила сырную запеканку и понесла все это в школу. А чуть позже я позвонила Элизабет Миллер (это сестра Филипа и по совместительству первоклассный пекарь). Я попросила ее сделать полдюжины божественных кофейных кексов с орехом киндаль.

К моему счастью, двое моих сегодняшних подручных не забыли поставить запеканку в духовку. Было приятно видеть, как нежные яично-сливочные слои пузырились вокруг расплавленного английского чеддера. Мы разложили толстые ломтики бекона, сварили кофе, поставили подогреваться хлеб и мясные пироги. Я уже собиралась перейти к фруктам, как вдруг кто-то сказал, что в столовой меня ожидают.

Я выложила первую партию корзинок с мускусной дыней на большой поднос и понесла в столовую. Огромная столовая была так ярко освещена, что пасмурная темень по ту сторону высоких рифленых окон казалась глубокой и необъятной. Три ряда хрустальных люстр пускали на кремовые стены и гладкие столы вишневого дерева длинные желтые лучи. Как это было не похоже на кафетерий в школе Арча. Там, где предполагалась благотворительная встреча со сбором средств в чью-то пользу, буквально с каждого свободного дециметра стены громко кричали школьные плакаты: «Мы можем это сделать!» Здесь все было изящно. Я заметила проектор для слайдов и экран, из-за которого торчала голова Элизабет Миллер. Она указала рукой на груду приготовленных ею кексов.

— Спасибо, что пораньше приехала, — кивнула я ее золотоволосой головке — такой курчавой, что Лиз напоминала мультяшного героя, засунувшего пальцы в розетку.

Элизабет поздоровалась со мной легкой улыбкой и кивком головы в завитушках, между которых виднелись длинные, в тринадцать сантиметров, серебряные сережки. Она подошла ко мне широким шагом с носка — излюбленная походка женщин, которые в основном носят только балетки. Ее обычный наряд, состоящий из черного трико, колготок и юбки от Данскин до середины икры, не вязался с официальной обстановкой зала. Хотя это было для нее так типично… Элизабет Миллер была похожа на фею Динь-Динь из «Питера Пэна» — которой, правда, уже стукнуло тридцать.

— Я приготовила их с душой, — ее улыбка приоткрыла слегка неровные зубы.

— Не волнуйся, я никому не скажу.

Элизабет держала последний оставшийся в Аспен-Мидоу магазинчик полезных продуктов и была помешана на здоровом питании. Она даже белую муку не продавала.

— А у нас будет возможность уйти пораньше? Мечтаю убраться отсюда еще до того, как директор начнет свои денежные поборы.

— Уверена на все сто.

В последнее время дела в магазинчике Элизабет шли не так хорошо, как хотелось бы. Недавно я заезжала к ней, чтобы купить сушеную папайю, и Элизабет пыталась продать мне двадцатикилограммовую упаковку пшена. А когда я намекнула, что ей пора обратить внимание на деликатесы и, может быть, заняться ими, она посмотрела на меня так, будто я предложила ей что-то неприличное.

— Серьезно, — сказала она, вытянув вперед носок правой ноги. — Мне не хочется платить за блюда, которые я все равно не буду есть. Извини, Голди, это не к тебе. Понимаешь, я абсолютная вегетарианка. К тому же шампанское разрушает клетки мозга… И вообще, я пришла, чтобы повидать друзей, и не собираюсь выслушивать речи о том, как заполучить еще больше денег для школы, только потому что она опять в чем-то нуждается. Пусть делают, что хотят, а я покончила с чувством несуществующей вины. И никому ничего не должна. Разве что себе — в ближайшие два дня снять стресс ромашковым чаем и отваром из листьев колеуса.

— Ты всегда можешь дать им фальшивый чек, — предложила я, пристроив на столе последнюю корзинку с дыней.

— Неплохая идея! — Она посмотрела на меня в упор. Ее большие голубые глаза напомнили мне Филипа. — Филип звонил?

— Да, он опоздает немного. Я могу тебе чем-то помочь?

— Нет, — без уверенности ответила она.

— Все нормально?

— Нормально.

Она попыталась переключить мое внимание на корзинки с дыней:

— Тебе много пришлось готовить?

— Множество разных вкусностей. Попробуй запеканку. В ней абсолютно вегетарианский чеддер.

Она не отреагировала на мою шутку. А у меня было еще полно работы. Нельзя прохлаждаться, когда вот-вот нагрянет толпа гостей. Не знаю, к чему клонила Элизабет, но мне ужасно хотелось, чтобы она скорее перешла к сути.

— Голди, — наклонила свое эльфийское личико Элизабет и внезапно умолкла, поджав губы.

Что-то подсказывало мне — говорить она собирается не о еде, не о школе и даже не о подлеце-директоре. И я предложила:

— Может, присядем?

— Нет уж, — ответила она, наклонившись еще ближе к корзинке с дыней и делая вид, что внимательно ее изучает. С кухни призывно шел запах бекона и кофе. Мы обе знали: пора туда. — Просто…

— Просто?..

— Ох, — тяжело вздохнула она. — Я переживаю за Филипа. Мне кажется, что-то он чересчур усердствует с некоторыми из своих пациентов. Ну, знаешь, вы ведь достаточно близки, чтобы обсуждать такие вещи.