Сделаю тебя своей - Ника Черника

— Жалко, звезд почти не видно, — говорю, глядя в темное небо. — И все равно здорово.

Пару минут мы лежим в полной тишине, потом Ромка встает.

— Извините, что нарушаю момент, но мне очень надо в туалет.

— Только не делай это рядом с нами. Отойди подальше, чтобы не было слышно, — качаю головой. Ромка, блин, реально момент запорол.

— Все ради тебя, детка, — отвечает он и с бутылкой в руках, слегка пошатываясь, идет в сторону.

Пытаюсь вернуться к тому настрою, что был, но ни фига не выходит.

— Будешь теперь прислушиваться, — хмыкает Тимур.

— Не буду.

Буду, блин. Уже прислушиваюсь.

Он поворачивается на бок, лицом ко мне.

— Ты из принципа противостоишь каждому моего слову?

Теряюсь на мгновение, потом усмехаюсь.

— Велика честь. Ты всего лишь друг моего парня, и мы толком не знакомы.

— Давай познакомимся.

Я поворачиваю к нему лицо. Глаза, уже привыкшие к темноте, выхватывают его черты.

— Здесь есть какой-то подвох? — спрашиваю нерешительно. Тимур усмехается.

— Нет.

— Зачем тебе со мной общаться, если я тебе не нравлюсь?

— Почему не нравишься? Нравишься. Даже очень. Ты красивая, сексуальная, сложно тебя не хотеть.

В лицо ударяет краска, а по телу пробегает импульс. Которого не должно быть. Никак не должно.

— Для тебя откровение? — снова усмехается Тимур.

— Ты не должен так говорить, — это все, на что меня хватает.

— Говорить я могу что угодно. Вот делать — нет. Если ты сама не захочешь.

— Не захочу чего?

Тимур молчит, и в этом молчании столько подтекстов, столько смыслов, что и не нужно никаких слов. Я смотрю на его лицо, а внутри какой-то раздрай. Он что, он всерьез предлагает мне?.. Нет, нет, просто издевается. Проверяет? Хочет доказать Ромке, что тот нашел неподходящую партию? Как он меня называл: распутная девчонка без мозгов?

Я открываю рот, закрываю, снова открываю, но так и не нахожу слов.

Шелест травы усиливается, оповещая о возвращении Ромки. Он падает на траву рядом со мной, предварительно порядочно отпив из бутылки.

— Ох, Мили, кайфово, да? Тим, тебе как? Клубешник хорошо, но и вот так просто поваляться на природе бывает очень в тему.

Я переворачиваюсь на бок, смотрю на Ромку, он улыбается в ответ.

— Поцелуй меня, — прошу его. Мне нужна поддержка после разговора с Тимуром, как-то заземлиться, потому что я все еще не понимаю, что происходит. И нужно что-то знакомое, понятное, родное.

Рома тоже переворачивается на бок.

— С удовольствием, малышка.

Он нежно проводит рукой по моей щеке, на губах все та же легкая улыбка. Касается губ, в ноздри ударяет резкий запах алкоголя, неприятный, хочется поморщиться. Я отгоняю мысли об этом, обнимаю Рому, прижимаюсь к нему. Он добавляет язык, гладит мое тело руками, а в голове крутится навязчивая мысль: Тимур за моей спиной, он видит нас, видит. Что он сейчас испытывает? О чем думает? Хочет ли…

Нет, об этом я думать не буду. Это все алкоголь, он притупляет здравые мысли, позволяя вырываться наружу каким-то безумным, невозможным.

Рука Ромы скользит под подол, задирая его вверх, обнажая маленькие кружевные трусики. Я отрываюсь, задерживаю его руку, опуская сарафан обратно.

— Здесь Тимур, Ром, — шепчу в губы, чувствуя, как отчаянно отчего-то начинает биться в груди сердце.

— Он все понимает, Мили, — отвечает Ромка, — очень хочу тебя.

Рома снова начинает целовать, я отвечаю, но в висках только одна мысль бьется: что значит, все понимает? Почему тогда не встанет и не уйдет? Почему Рома его не попросит об этом?

— Ром, Ром, — шепчу, снова отрываясь от его губ, его руки бродят по телу хаотично, гладят, сжимают, возбуждение начинает разноситься по телу волной. — Мы же не можем при нем…

Рома целует меня в скулу, потом прикусывает мочку уха, я цепляюсь пальцами за его футболку.

— Хочешь не при нем? Хочешь с ним?

Слова проносятся по телу разрядом тока, сильнее цепляюсь пальцами, хочу отчаянно помотать головой, и не могу.

— Ты это всерьез, Ром?

— Если не хочешь, ничего не будет. Я просто предлагаю. Мы с Тимуром можем сделать тебе приятно. Очень приятно.

Эти слова мешаются в сознании с сигналом запрета, который бьет тревожной сиреной и странным манящим удовольствием, сильным, сбивающим барьеры, как снежная лавина, несущаяся вниз с горы.

Отклоняюсь, смотрю в глаза Ромы. Он пьяный, очень пьяный. Может, поэтому предлагает… такое?

— Как ты это представляешь, Ром? — спрашиваю его. Нет, я, конечно, не собираюсь соглашаться. Просто пытаюсь понять.

— Показать? — он снова начинает меня целовать, я отвечаю, неуверенно, позволяя ему гладить тело. Показать? Показать? Я не понимаю, просто ничего не понимаю.

— Расслабься, Мили, — шепчет Рома, ныряя рукой под подол. Меня разрывает от противоречивых чувств. Не могу определиться со своими мыслями и желаниями — просто бездействую, не соглашаясь и не отказывая.

А потом мне на бедро ложится рука Тимура. Цепляюсь за плечи Ромы, словно ища спасения от этого безумия. И не нахожу, не нахожу, потому что позволяю рукам и губам прикасаться ко мне, потому что теряюсь в ощущениях, которые лавиной сносят мои внутренние барьеры, и которые дарят новые, непонятные, но очень сильные ощущения, заполняющие меня. Только когда Рома откатывается в сторону со словами:

— Охренеть можно, какой кайф. Полтора месяца без секса… — я немного прихожу в себя.

Я лежу все так же на боку, в сарафане, скомканном на талии, и начинаю чувствовать себя неловко. Но тут Тимур снова прижимается сзади.

— Сделай ей хорошо, Тим, — слышу, как бормочет Рома, и понимаю, что он вот-вот вырубится. Тянусь к нему рукой, чтобы как-то растормошить, но Тимур перехватывает.

— Не надо, Милана, — слышу его хриплый голос над ухом, — доверься мне.

Растерянность снова прошибает меня. Как так, разве можно так? И эта растерянность позволяет Тимуру действовать, делать со мной то, что хочется ему. Дразнить меня, возбуждать, ласкать, иметь меня. Жестко, страстно, и это сводит с ума, открывая новый мир ощущений. Другой секс, какого у меня никогда еще не было.

Когда все кончается, я падаю на траву, утыкаюсь лицом, не обращая внимания на щекочущие кожу травинки. Не могу отдышаться, не могу прийти в себя. Лежу с закрытыми глазами, чувствуя наконец прохладу ночи, опускающуюся на кожу.