Тайны ветра. Книга 1. Маяк чудес - Нелли Мартова

Когда я подхожу к лестнице, девушка сует мне в руки листовку. Обычно я не обращаю внимания на рекламный мусор, но тут взгляд цепляется за какое-то слово. Поначалу мне кажется, что на бумажке – только одно слово из шести букв: «ателье», и до меня не сразу доходит, что там есть еще и текст. Листовка гласит:

Уже знакомая неведомая сила тянет меня наверх. Между четвертым и пятым этажами я пытаюсь протиснуться сквозь кучку оживленно болтающих женщин, и уборщица случайно бьет меня в бок шваброй, но я не чувствую боли. В детстве я с таким же нетерпением первого января мчалась к елке – босиком по холодному полу, едва успев проснуться и не замечая ничего вокруг.

Наверху я не даю себе ни секундочки, чтобы перевести дыхание. Я быстро иду вдоль выставочных образцов, минуя один за другим, словно ягоды на поле собираю: передо мной еще желтый сарафан в оборках, но глаз уже заприметил джинсовое платье на следующем манекене и что-то простенькое в горошек впереди, но ни в одном из них я не вижу ни единого следа потока. Мимо вместе с покупательницами пролетают чужие мысли-ощущения: «я слишком толстая для этого», «боже, какая безвкусица», «а найдутся ли у меня подходящие босоножки?».

Я дохожу почти до самого конца выставки. Меня накрывает разочарование, как если бы все коробки с подарками оказались пустыми. И тут я чувствую поток позади себя. Я не знаю, как это происходит, у меня нет глаз на затылке, и я не умею вертеть ушами как кошки, но сомнений быть не может: где-то там, за спиной, совсем недалеко, есть скрап-открытка. Я стремительно поворачиваюсь и задеваю вешалки с блузками. Несколько штук падают на пол.

Среди разноцветных рядов вешалок я вижу одинокого парня с открыткой в руке, и сердце у меня ёкает. Я понятия не имею, узнают ли друг друга профессиональные фотографы в толпе туристов или танцоры – на дискотеке, но v.s. скрапбукеров и их работы я чую везде и всегда, как спортсмен-горнолыжник сразу отличает в толпе любителей, спускающихся с горы, другого спортсмена. В потоке, который излучает открытка, ясно чувствуется оглушительно фальшивая нота. Что-то давно забытое, из прошлой жизни, чего не хочется вспоминать, только во сто крат сильнее, чем запомнилось.

Я должна была заметить его раньше. Парни нечасто заглядывают в магазины женской одежды, тем более посреди рабочего дня. Разве что приходят с подругой, но в таком случае они обычно топчутся со скучающим видом возле примерочной. А этот стоит у приоткрытого окна. Значит, он шел от входа через весь зал. Почему же я не заметила его сразу?

Парень подносит открытку к лицу и смотрит на нее внимательно, но отрешенно, как на экран электронного планшета. У меня перехватывает дыхание, и кровь приливает к лицу. Так бывает, когда едешь в такси, лихой водитель закладывает крутой вираж, и его машина едва не врезается в соседнюю. Я дергаюсь вперед, но спотыкаюсь об упавшие вешалки с одеждой.

Поздно. Вот он открывает створку окна спокойным, неторопливым движением, словно хочет вдохнуть свежего воздуха, но я уже знаю, что он сделает дальше. Я запутываюсь в блузках, плавно, как в замедленной съемке, падаю на колени и ударяюсь о полку. Правое плечо пронзает острая боль.

– Стой. – Мне кажется, что я кричу, но на самом деле это всего лишь шепот.

От пола до окна – не больше полуметра, и парню не требуется особых усилий, чтобы влезть на подоконник. Продавщица в ужасе закрывает рот руками, но не издает ни звука и не двигается с места. Еще одна бежит с противоположного конца зала. Обычный парень – короткая стрижка, джинсы, майка, ремень, часы, задний карман оттопыривает бумажник – таких в городе за день сто раз можно встретить и ни одного не запомнить.

В последний момент, когда он делает шаг, мне кажется, что на голове у него черный мешок, как у грабителей, только без прорезей для глаз. Я хлопаю глазами, перегибаясь через подоконник, и вытягиваю шею. Он летит невыносимо медленно. Не раскидывает руки, как если бы вообразил, что у него есть крылья, не кричит от ужаса, не складывается солдатиком, как если бы прыгал с вышки в воду, и не размахивает руками и ногами в бесполезной попытке задержать падение. Он летит так, словно был уже мертв, когда сделал свой последний шаг. В руке у него по-прежнему открытка.

Я должна была заметить его раньше!

Я выпутываюсь из вешалок с одеждой и бегу вниз. Одна ступенька сменяет другую, и кажется, что они никогда не закончатся. Пятый этаж торгового центра – примерно как седьмой обычного дома. Мог ли парень выжить? Я выскакиваю на крыльцо и тут же понимаю – ни одного шанса нет. Вокруг тела уже собрались зеваки. Ветер треплет волосы на макушке, из-под которой растекается темная и густая лужа. Цвет волос в точности такой же, как у меня, светло-рыжий. Значит, никакого черного мешка на голове не было – мне все померещилось. Выражение его лица ангельски безмятежно, глаза закрыты, кажется, что он спит и вот-вот улыбнется во сне.

«Жизнь всегда любуется великолепной смертью. Смерть всегда отчаянно запоминает жизнь»[1]. Кто это сказал? Я не помню.

Я смотрю на тело без эмоций, словно вижу его на экране трехмерного кинотеатра. Не даю себе включиться, иначе не смогу сделать то, что сейчас важнее всего. Быстрее, пока не приехали скорая и полиция. Вот уже за мной на крыльцо выходят охранники, не торопятся, переговариваются с кем-то по рации. Я встаю спиной к камере, которая смотрит на меня со стены торгового центра, нарочно ойкаю, судорожным жестом закрываю глаза руками и роняю рюкзачок парню прямо на руку.

– Ну что же вы, девушка! – Какой-то мужчина рядом наклоняется, чтобы помочь мне, но я опережаю его и приседаю на корточки.

Рука, еще мягкая и теплая, легко отпускает открытку, и я поднимаю карточку вместе с рюкзачком. Наверное, он крепко держал ее, раз не потерял во время падения.

Никогда раньше не встречала этого парня, но могу голову дать на отсечение, что он был скрапбукером. Скрапбукер-самоубийца – это может означать одно из двух, и я боюсь даже думать об этом.

Я прячу открытку в рюкзачок и сворачиваю за угол. Дети рисуют мелом на асфальте смешные рожицы. Подъезжает, оглушая прохожих сиреной, машина скорой помощи, мамы хватают детей за руки и уводят подальше. Я прислоняюсь к стене. В моей ладони все еще хранится ощущение прикосновения. В этом прикосновении – просьба о помощи, хотя парню уже нечем помочь. Но я точно знаю, что скрап-открытку нельзя украсть или взять без спроса. Значит, он отдал мне ее сам.

Я должна была заметить его раньше! Платье, визитка, ателье, выставка – все это не может быть случайностью. Меня привел к нему поток. Я должна была что-то сделать, но не сделала.

Я подбираю мелок и опускаюсь на корточки, уставившись на ближайший детский рисунок – неровный овал рожицы, уши-треугольники, длинные усы и желтые глаза. Рука выводит на асфальте толстые буквы: «МЕРК». Я спохватываюсь, пытаюсь стереть надпись кроссовком, но ничего не получается. Что теперь делать и куда бежать? Ноги сами уносят меня прочь от этого места все быстрее и быстрее. Хлопает по спине рюкзачок. Солнце дышит жаром, и по спине стекает струйка пота. Улица проносится передо мной как бесконечно длинная фотография, на которой неподвижно застыли дома и прохожие, машины и автобусы, голуби и собаки, деревья и куцые газоны. Эта картинка не имеет ко мне никакого отношения. В отличие от того парня.