Рука в руке - Франсуаза Бурден

— Он не пьет и упрекает, что пьем мы, — сказал Виржиль.

Мария хитро улыбнулась, Жослин также, сказав:

— Ты выставишь на посмешище испанцев и не только их, если будешь продолжать так драться.

— Кого же еще? — мягко спросил Руис.

— Ладно, только испанцев. Виржиль, вчера я не узнал твоего сына. Он совсем не похож на того мальчика, который шесть лет назад гарцевал от рассвета до заката по полям Васкесов, распугивая коров. Теперь этот крепкий юноша способен опередить не только всех Васкесов, но и повергнуть ниц быков Викторино, Домека и Миура.

Фраза вызвала одобрение у Марии и Виржиля, и они засмеялись. Постепенно Руис присоединился к общему веселью. Жослин хотел, чтобы молодой человек немного расслабился, поэтому он усадил его на диванчике возле Рафаэль. От Руиса пахло мылом и шампунем. Пользуясь шумом, девушка повернулась к нему и сказала:

— Извините меня за неловкость, Руис. Вы правда вызвали мое искреннее восхищение.

Юноша улыбнулся и положил руку ей на плечо.

Мария и Виржиль чрезмерно гордились сыном, хотя старались не показывать этого. Фотографии, покрывавшие стены зала, говорили сами за себя. Мария с трепетом и беспокойством рассматривала сцены боев своего младшего сына.

— А как поживает Мигель? — спросил Жослин, снова беря бокал в руку.

— Я верю в его успехи, — сказал Виржиль, ни на кого не глядя. — Он работает в административной партии, а ты знаешь, как все стало сложно в последнее время. Он ведет там бухгалтерский учет, но продолжает участвовать в выращивании быков, они ему все-таки небезразличны. Он будет здесь к ужину, очень хотел тебя увидеть. Почему ты так редко бываешь у нас?

Виржиль сменил тему разговора, и Жослин больше не решился заговорить о Мигеле. Семья Васкесов была для него близкой и дорогой, он знал все ее темные стороны и запретные темы. Жослин редко видел Мигеля. В отличие от других детей Виржиля, этот парень не только не любил быков, но и боялся, поэтому выбрал себе другую стезю. Но он боялся и жизни вообще, поэтому, получив все возможные дипломы, так и не решился искать работу в другом месте, обосновавшись на предприятии отца, несмотря на то, что тому тяжело было ежедневно видеть своего «неудавшегося» сына. Виржиль смирился с этим ради Марии, которая очень любила всех своих сыновей. Что касается Пабло, то он уже давно занимался выращиванием быков для корриды, женился на хорошенькой испанке, родившей ему кучу крикливых ребятишек. Он часто приезжал в Камарг; им гордились, ему всегда были рады.

Жослину все это было известно, как, впрочем, и многое другое, ибо они были знакомы с Виржилем еще со школы в Арле, где вместе учились. С тех пор их дружба не прерывалась. Их связывала обоюдная симпатия, и Жослин часто сбегал к Виржилю, будто искал поддержки у старшего брата. Именно Виржиль открыл Жослину глаза на чудеса Камарга, где издавна выращивали быков. Они всюду бывали вместе. Виржиль заходил в самую гущу стада, играя роль пастуха и объясняя испуганному Жослину разницу между испанскими боевыми быками с тупыми рогами и быками из Камарга, у которых рога были в виде лиры и требовали меньшего ухода, по мнению Виржиля. Он крепко держал за руку Жослина, пробираясь по местным болотам, по ночам звал его смотреть на звезды и рассказывал о них, играл на гитаре и пел, хотя и фальшиво.

Так прошли в Арле три года, пока отец Жослина не получил место в Париже, куда им пришлось переехать. Но у мальчика навсегда осталась любовь к природе, Провансу и миру, в котором они там жили. Друзья дали друг другу обещание, которое сдержали. Виржиль устроился, как хотел: он воплотил в жизнь свою любовь к быкам и корриде, обзавелся хозяйством, женился и родил детей. Жослин присутствовал на каждом важном событии его жизни: выпуске нового вида быков, рождении каждого из его сыновей. Все сорок лет их дружбы. Всякий раз он восхищался красотой природы этого края и поразительным и сложным миром его старого друга.

Мария порывисто встала и спросила девушку:

— Вам показать вашу комнату Рафаэль?

Та отправилась за хозяйкой по лабиринтам этого огромного дома с его широкими лестничными пролетами и просторными коридорами, уставленными диковинной мебелью. Мария открыла тяжелую дверь, обитую резным железом, и глазам Рафаэль представилась просторная комната с белыми стенами и полом, покрытым ковром.

— Вам здесь понравится, — сказала Мария. — Если захотите позавтракать, позвоните, и придет служанка. Но если вы привыкли вставать рано, то мы завтракаем уже с семи утра. Чувствуйте себя как дома. Мы всегда хотим, чтобы Жослину и его друзьям было здесь комфортно. Оставим их с мужскими разговорами. Посмотрите в окно. — Мария указала рукой в сторону луга. — Там пасутся молодые кобылки и быки. Правда, через два дня вы уже устанете от вида быков.

Она рассмеялась, и Рафаэль облокотилась на подоконник рядом с ней.

— Вовсе нет. Здесь я познаю другой мир, о котором раньше ничего не знала. Даже по рассказам Жослин сложно было представить эту прекрасную сказку. Вам повезло жить здесь.

— Повезло? — удивилась Мария, нервно перебирая браслеты. — Каждый раз, когда Руис надевает костюм и отправляется на бой, мое сердце вздрагивает. Я никому этого не пожелаю.

Рафаэль повернулась к Марии и нерешительно спросила:

— Вы видели его в бою?

— Вы имеете в виду на публике? Нет, Виржиль так и не смог уговорить меня. До этого я очень любила корриду, часто приходила смотреть, как сражаются наши быки, и гордилась ими…

Было странно видеть, как эта дышащая здоровьем и счастьем женщина внезапно помрачнела и притихла.

— Да… Так было раньше… Теперь я могу спокойно жить только зимой, когда у Руиса нет выступлений. Здесь во время tienta[2], мы называем ее placeta[3], Руис обучает мальчиков сражаться, тренируя их в боях с нашими быками. Мне нравится видеть его счастливым. Дома я не боюсь, что с ним что-то может случиться. Но когда я вижу, как он надевает костюм тореадора, берет шпагу и собирает чемодан в поездку, меня охватывает беспокойство.

На минуту воцарилась тишина, и Мария поспешила весело добавить:

— В это воскресенье у Руиса последний бой, после чего я могу успокоиться на несколько месяцев. Вы же побудете у нас недельку? Жослин обещал…

— Я сочувствую вам, мадам, но не могу представить себя на вашем месте. Мне больше по душе боевая радость зрителей из Арля.

Мария взглянула на часы и подскочила:

— Уже так поздно! Давно пора готовить ужин. Располагайтесь, дорогая, и спускайтесь вниз к девяти. Зовите меня, если что.

Хозяйка поспешно вышла из комнаты и вскоре исчезла в темноте коридора.