Леонардо да Винчи. Опередивший время - Николай Непомнящий

Андреа пришел в такое изумление, увидев, насколько замечательны первые опыты Леонардо, что посоветовал Пьеро дать сыну возможность посвятить себя этому искусству. Тогда Пьеро принял решение отдать Леонардо в мастерскую Андреа".

Так повествует биограф Джорджо Вазари о поступлении Леонардо учеником к Верроккьо.

Что же представляли собой тогдашние боттеги — школы ученичества?

Это были лаборатории исключительного значения. У наиболее известных живописцев юные ученики обучались прежде всего тому ремеслу, которое считалось преддверием серьезной художественной выучки, — ювелирному искусству. Одновременно их учили грамоте и цифири, посвящали постепенно в тайны простейшей живописной техники: растиранию и смешению красок, левкасу, подготовке деревянной доски для станковой картины, подготовке стены для изготовления фрески. Потом понемногу начинали доверять им грунтовку и нанесение фона, а от мелкой ювелирной лепки и чеканки переходили к лепке скульптурной.

Одновременно их учили рисунку, сначала заставляя срисовывать различные предметы, а потом рисовать с натуры. Чем дальше, тем сложнее становилась наука; наряду с изучением живописи и скульптуры в нее включалась и архитектура. Почти все итальянские художники, начиная с Джотто, пробовали свои силы в любом из этих искусств. А были и такие мастера, которые создавали шедевры во всех трех областях…

Едва ли не самой замечательной особенностью боттег крупных художников XV в. было то, что ученики знакомились там не только с приемами и методами живописи, скульптуры и архитектуры, но и с основами точных наук.

Опыты и эксперименты

Как это случилось и почему? Основы живописи, скульптуры и архитектуры в тот момент, когда в Италии началось их развитие, т. е. в начале XIII в., покоились на чисто эмпирическом опыте.

Личный опыт художника был альфой и омегой его творчества, и свои навыки он передавал своим ученикам. Искусство, можно сказать, до самого XV в. держалось на передаваемых по преемственности от учителя к ученику добытых на практике, никакой теорией не подкрепленных приемах. И только в XV в. художники принялись думать о том, чтобы подвести под свои приемы какую-то теорию. Так от несистематизированного опыта постепенно начал совершаться переход к опыту целеустремленному, к эксперименту.

Чтобы обострить свое восприятие мира, улучшить память и развить воображение, Леонардо уже в юном возрасте практиковал специальные психотехнические упражнения, восходящие к эзотерическим практикам пифагорейцев и даже, что трудно представить, к современной нейролингвистике.

Так, один из секретов Леонардо да Винчи заключался в особой формуле сна: он спал по 15 минут каждые 4 часа, сокращая таким образом свой суточный сон с 8 до 1,5 часа. Благодаря этому гений экономил сразу 75 процентов времени сна, что фактически удлинило его время жизни с 70 до 100 лет!

Первым, кто понял, что приемы, передающиеся от учителя к ученику, покоятся на научных законах, был знаменитый архитектор, создатель флорентийского соборного купола, строитель капеллы Пацци, дворца Питти и многих других зданий Филиппо Брунеллески. Это был поистине великий художник, который начал работать как скульптор, участвуя в знаменитом флорентийском конкурсе на вторые двери Баптистерия (одна из самых старых флорентийских церквей, в которой крестили всех детей, родившихся в городе, — "мой прекрасный Сан-Джованни", как называл его Данте) в 1401 г. Но, когда победителем был признан не только он, но и Лоренцо Гиберти, Брунеллески забросил скульптуру и целиком посвятил свои силы архитектуре. Он долго пробыл в Риме вместе с другим гениальным художником, скульптором Донателло, и там, изучая римские архитектурные памятники, вычисляя, вымеривая, взвешивая, докапываясь до фундаментов, стал постигать законы архитектурной техники, угадывать и изучать пути, ведущие от зодчества к математике. Он же первый установил правила перспективы в живописи, хотя картин не писал, а рисовал только схематические пейзажи, служившие проверкой перспективных правил.

Поскольку и работы над перспективной проблемой вели также к математике, то Брунеллески вынужден был обратиться к изучению математики в ее чистом виде, в объеме, значительно превосходящем то, что давалось обычными "абаками", т. е. учебниками, содержащими лишь основные арифметические действия и первые правила геометрии.

Приобщение к образованию

Огромную помощь Филиппо Брунеллески, в то время уже немолодому, оказал в атом еще совсем юный математик Паоло Тосканелли, закончивший как раз тогда свое математическое образование и ставший настоящим специалистом в этой науке. Он многому мог научить Брунеллески, никогда не изучавшего систематически математику. Тесная дружба, завязавшаяся между уже известным архитектором и начинающим ученым, бывшим почти на двадцать лет моложе, является чрезвычайно важным фактом. Вазари говори т, что Тосканелли обучил Филиппо геометрии, а Филиппо, в свою очередь, "объяснял ему все вещи" фактами из практического опыта, и так хорошо, что "ставил в туник" молодого ученого. Так, в лице одного из талантливейших своих представителей искусство потребовало помощи у науки и получило её.

Одно обстоятельство, однако, затрудняло сближение искусства и науки. Художники были людьми, которым не хватало научной подготовки. Почти никто из них не знал латыни, т. е. языка, приобщающего либо к "школьной" науке, либо к гуманистической образованности. Они умели читать и писать только по-итальянски, часто записывали на итальянском языке свои мысли и результаты своих опытов, пытаясь придать им систематическую форму. Записи Брунеллески, если и были, до нас не дошли. Записи же ("Комментарии") его соперника и в скульптуре, и в архитектуре Лоренцо Гиберти (1378–1455) нам известны. Они чрезвычайно любопытны как в своих достоинствах, так и в своих недостатках.

Между тем потребность дать теоретическое изложение научных основ различных отраслей искусства становилась все настоятельнее. Чтобы справиться с этой задачей по-настоящему, нужны были два условия: во-первых, чтобы человек чувствовал себя уверенно во всех областях искусства, т. е. был художником сам, и, во-вторых, чтобы он имел хорошую научную подготовку, такую, какой не хватало не только Гиберти, но и Брунеллески. Каким же путем возможно было получить требуемую научную подготовку в условиях кватроченто?

Люди в то время приобщались к образованию двумя путями. Первый из них был путь "школы" — старый средневековый метод, где дарило богословие, где командовал догмат, где тяжело ворочали латынью особого сорта, которой не узнали бы Цицерон и Квинтилиан, языком, которым свободно оперировали схоластические эрудиты любой страны. Все то, что от науки, завещанной человечеству античным миром, было спасено Византией и арабами, было достоянием этой "схоластической", школьной эрудиции: математика, космография, астрономия, техника, естествознание, философия. Научные сочинения греков и арабов были с грехом пополам переведены на схоластическую латынь, искаженные иной раз до неузнаваемости, но осененные авторитетом церкви.

К этим материалам Винчи, живя во Флоренции, имел доступ.

Тайная мастерская